— Почему? — удивился Ричард.
— Горстки демонов недостаточно, чтобы разубедить таких как ты соваться в это проклятое место.
— А что ищите вы? — спросил Ричард, не успев осознать наглость собственного вопроса.
— Я… — рыцарь осёкся и на мгновение остановился, словно вспомнив что-то давно забытое. — В каком-то роде меня тоже можно назвать потерянным. Но я знаю кое-что, чего не должен знать входящий в Лес. Эти знания извне и стоили мне… — рыцарь сверкнул глазами в мальчика, — не дёшево. В остальном я ничем не лучше — меня ведёт месть и только месть. Вот только у моей мести вполне себе конкретное лицо и глаза, в которые я очень давно хочу взглянуть. Идём — мы почти добрались до нужной развилки.
И они шли. Шли и шли по бескрайнему Лесу: ужасающий рыцарь и мальчик, не помнящие своё прошлое. Никто из них точно не знал, как долго они вышагивали среди деревьев и вечной золотой осени. Но ни одного, ни другого это не останавливало идти вперёд. По вечерам рыцарь всегда умудрялся найти очередной ведьмин круг и одиноко засыпал, окутанный дымом неясных образов прошлого под печальный вальс безымянных костей. Казалось, что этот ритуал был необходим ему как глоток воды в пустыне. Воитель всегда предлагал и Ричарду заглянуть в безумный костяной танец вместе с ним, но мальчик каждый раз отказывался. Что-то внутри отталкивало его от костров с их волшебным дымом, будто нашёптывая: «Погоди, ещё не пришло время». Да и прошлый опыт, наполненный жуткими образами, всё ещё ясно стоял перед глазами мальчика. Поэтому Ричард просто охранял рыцаря и костёр от снующих в ночи тварей, пока однажды, неожиданно для самого себя, он вновь не услышал тихое, едва уловимое пение…
Лес снова говорил с Ричардом. По началу это был лишь шёпот, едва различимый среди шелеста листвы, но с каждым днём мальчик всё отчётливее слышал нотки чудесной Песни. Это происходило только тогда, когда рыцарь забывался в очередном тревожном сне возле костра. А вовремя дневного путешествия к пещере Песня словно скрывалась за белоснежными стволами от могущества чешуйчатого рыцаря. И всё же она тихо присматривала за Ричардом из-за угла. Он это чувствовал. И всё чаще мальчик ощущал странное желание увести рыцаря как можно дальше от пещеры, умышленно растянуть этот поход.
— Нам сюда! Я узнаю эти места! Пещера должна быть совсем рядом! — сказал однажды Ричард, и рыцарь, не обронив ни слова, зашагал за ним.
И вот они принялись блуждать по Лесу, с каждым днём всё больше отдаляясь от логова странных смеющихся существ. В душе Ричарда не было и тени сомнений в правильности своего поступка — он хотел слышать Песню и больше ничего на свете. И Песнь отвечала взаимностью, меняясь и становясь сокровеннее, звуча только для него одного. Но всё же Ричарда удивляло, насколько просто воитель идёт следом, не задавая лишних вопросов. Хотя изначально именно рыцарь обязался вести его. «Наверное, он тоже не очень хочет идти к пещере, — думалось мальчику. — Да и зачем туда идти, если в мире есть что-то настолько совершенное и прекрасное как эта Песня? Слышит ли он её?»
Мальчик не знал, догадывается ли воин, что они безрезультатно скитаются не из-за его ошибок, а потому что так велит Песня Леса. Но он не хотел противиться тому, что чувствовал. Ответы словно и так были у него на ладони — без пещер и костров. Стоило только протянуть к ним руку, сделать ещё несколько шагов… Дни и недели рыцарь молча вышагивал свой суровый марш вслед за мальчиком и каждый вечер вонзал меч в новый круг. Ричард никак не мог понять, как рыцарь всегда умудрялся найти очередное место для костра. Ведьмины круги словно мистически вырастали из-под земли у его ног в конце дня.
Казавшиеся по началу жуткими, танцы охваченных пламенем костей теперь стали чем-то обыденным. Но заглянув мельком в очередной костёр, когда воин уже уснул, Ричард вдруг понял, что кости вальсируют не бездумно, что они слышат мелодию — такую же Песню, что звучит и для него. Да, они слышали так же, как и Ричард, и не могли сдержаться, тратя последнюю каплю жизни на огненный вальс. И единственный, кто был лишён этого чуда — был рыцарь. Теперь мальчик это полностью понимал.
Рыцарь по утрам вёл себя рассеяно и неуклюже. Но Ричард не спрашивал, почему он такой — мальчик давно заметил, что так рыцарь реагирует на ничего не давшие костры. К тому же, расспросы воин явно не очень любил, а раздражать его лишний раз Ричарду не хотелось.