После этих слов все жители почти одновременно встали и неуклюже засеменили к выходу из церкви, будто путаясь в своих одеждах. Ричард старался разглядеть лица проходящих мимо него, но прихожане надёжно прикрывали себя тёмным тряпьём. Вся процессия не проронила ни слова и на удивление шустро исчезла за дверями.
— Ну что же, ищущий, — добродушно улыбнулся пастырь, когда из церкви вышел последний человек, — по тебе видно, что ты голоден и продрог. Но не волнуйся — тарелка горячей похлёбки вернёт тебе силы. И не бойся холода — он просто предвестник скорой бури. Тепло не исчезнет надолго. Меня, к слову, зовут Иоанн.
— Ричард, — представился в ответ мальчик и только сейчас, после слов пастыря, ощутил, как подрагивает от холода. Даже тут, в помещении, чувствовалось, приближение непогоды: ветер уже начал посвистывать в щелях неровно сколоченных досок.
— Лес иногда совсем не такой, каким его описывают в легендах… — лицо пастыря на миг изменилось, будто он вспомнил что-то давно забытое. — Многое теперь ощущается иначе.
— А что это за легенды? — поинтересовался Ричард.
— Такое уж точно не стоит рассказывать на голодный желудок, — усмехнулся Иоанн. — Идём, у меня есть более уютное место для бесед и ужина.
Проповедник отвёл Ричарда в небольшую комнатушку-пристройку у стен церкви: кровать и столик со стулом занимали в ней бо́льшую половину пространства. Всё же остальное свободное место было завешено, усыпано и заставлено различными рисунками и стопками бумаг. Некоторые неровные башенки исписанных листов даже превосходили мальчика ростом, угрюмо нависая над головой. Рисунков было так много, что Ричард не мог сосредоточиться на чём-то одном. Он даже не сразу смог разглядеть небольшое окошко с подоконником в самом углу комнаты — так сильно всё окружающее сливалось в бумажное безумие. Свет от окна почти не исходил, наполняя и без того странную комнату загадочными тенями. Было ясно, что снаружи ветер уже затянул и солнце, и небо чернильными грозовыми тучами. Иоанн принялся копошиться в груде листов и, выудив оттуда небольшую керосиновую лампу поспешил её зажечь, предусмотрительно разместив источник огня на подоконнике, по дальше от бумаг. Затем пастырь быстро указал Ричарду на стул и, буркнув что-то про еду, стремительно скрылся за дверью. Мальчик же остался один на один с сотнями странных рисунков и записей. Благодаря лампе вся комната заиграла новыми красками. Странные башни и целые города, вперемешку с чьими-то безликими фигурами, уставились на Ричарда с рисунков. Были тут и совсем простецкие каракули, и необъяснимые абстракции, но ни на одной из зарисовок не было чего-то определённого и чёткого — сплошные очертания и тени. Все рисунки были нарисованы углём. Однако, чем больше Ричард всматривался в них, тем меньше видел общего — разные стили, качество, структура. Неизменным оставалось только одно: по углам каждая картинка была исписана одинаковым корявым почерком.
— Терапия, попытка успокоить душу, — пояснил возникший в дверях Иоанн. — Ты присаживайся, я сейчас объясню, что тут и как. Держи.
Проповедник спешно убрал со стола пару листов и поставил на освободившееся место глубокую деревянную тарелку. Наполнение её больше напоминало густую светло-серую кашу, чем похлёбку, но тёплый ароматный пар не оставлял времени на раздумья. Ричард спешно плюхнулся на стул, от чего рукоятка Мерглома глухо и ощутимо стукнулась о дерево. Виновато взглянув на, казалось бы, не заметившего ничего Иоанна, мальчик быстро снял топор, аккуратно поставил его рядом со столом и взялся за деревянную ложку. От тарелки исходил манящий запах сдобы и орехов, напоминая о чём-то уютном и домашнем. Ричард загрёб ложкой увесистую порцию варева и поднёс ко рту.
— Всё в порядке? — удивлённо спросил пастырь, наблюдая как Ричард застыл с ложкой каши-похлёбки в руках.
— Да, — неуверенно пробормотал мальчик, пытаясь осознать, что происходит. — Я просто… Мне кажется, что я… Не хочу есть.
— Любопытно, очень любопытно… Ты не думай, что это что-то плохое, Ричард, — глаза Иоанна загорелись знакомым светом. — Это, на самом деле, даже очень хорошо! Понимаю — звучит странно, но я же обещал всё рассказать, а то, что ты потерял аппетит — абсолютно всё меняет. Ты же и до этого не ощущал голод, да? Может, и на погоду не обращал внимания?