— Давай, милый, — охрипшим голосом сказала она. — Пойдем наверх.
Радуясь, что на нем широкие штаны, помогающие скрыть его возбуждение, Джош стал подниматься по лестнице вслед за Крошкой. Ему казалось, что глаза всех присутствующих устремлены на него, но, оглянувшись через плечо, он увидел, что никто, похоже, не обращает на него внимания. Джош знал, что днем и ночью по этим ступенькам поднималась и спускалась вереница мужчин и работающих в салуне девочек, но сейчас этим мужчиной был он сам!
Комната наверху оказалась простой и скромно обставленной. Занавески были задернуты, а главным предметом мебели была большая кровать с пологом на четырех стойках.
Крошка, улыбаясь, подошла к Джошу и, привстав на цыпочки, потянулась к нему. Ее губы были прохладными, и он вдруг почувствовал, что желание его пропадает. Она была так похожа на ребенка! Но то, что произошло потом, заставило его забыть об этом сходстве. Когда их губы сомкнулись, горячий и нетерпеливый язык девушки проник в его рот. Одновременно она умело расстегнула ремень и пуговицы на брюках Джоша, и ее маленькие ладони сжали его напряженную плоть. Джош задрожал от нестерпимого желания.
Затем она отстранилась и быстрыми привычными движениями сбросила с себя платье. Без вороха одежды ее тело выглядело более женственным, чем можно было предположить, с крепкими, но маленькими грудями, тонкой талией, которую мужчина мог бы обхватить пальцами, и узкими бедрами, обрамлявшими темный треугольник ее лона.
Когда они рухнули на кровать, Джош поначалу боялся, что причинит ей боль, — она казалась такой крошечной и хрупкой, — но через несколько секунд контакта с ее гибким телом страх прошел. Это была необузданная тигрица, и любовь ее была дикой и неистовой, как у норки. Несколько мгновений яростного безумия — и все закончилось. Джош лежал на спине, ловя ртом воздух, а Крошка свернулась клубочком рядом с ним.
Он вдруг пожалел о своем поступке. Но ему не дали возможности углубиться в свои переживания — ее умелые руки вновь принялись за дело, гладя и лаская его поникшую плоть, медленно и уверенно возвращая ее к жизни.
— Знаешь, милый, — прошептала она ему на ухо, — иногда я занимаюсь любовью для удовольствия, с тем, кто мне нравится, кто меня привлекает. Мне действительно хорошо с тобой. А тебе?
— Да, — честно ответил Джош. — Мне очень хорошо.
Правда, признаваясь в этом, он не ощутил никакой радости. Ему действительно было хорошо, и ему нравилась Крошка, но, произнесенные вслух, эти слова казались ему обещанием, а он не хотел принимать на себя подобных обязательств.
Он задыхался, тело его изогнулось дугой. Ее умелые руки и губы довели его до той точки, где разум был уже не властен над его поступками, и ему оставалось только одно — отдаться неистовой страсти, которую Крошка разбудила в его все еще не удовлетворенном теле.
Когда Джош покинул комнату над салуном, был уже вечер, хотя здесь, в стране незаходящего солнца, в это трудно было поверить.
В коридоре было достаточно светло, и он увидел идущую ему навстречу Аннабел Ли. Она узнала его. Он замер, а затем снял шляпу.
— Добрый день, мисс Аннабел.
Ее взгляд метнулся к закрытой двери, а затем вернулся к Джошу. Она усмехнулась.
— Постарайтесь запомнить, мистер Роган, что я теперь Алабастер Уайт! — сказала Аннабел.
Она проскользнула мимо него по коридору и захлопнула за собой дверь.
Джош растерянно смотрел ей вслед. А вдруг она расскажет Белинде, как он выходил из комнаты Крошки Мэг?
Он усмехнулся. Зачем ему волноваться о том, что знает и чего не знает Белинда? У нее теперь есть этот полицейский.
Он нахлобучил шляпу на голову, с грохотом скатился по лестнице и выскочил из салуна.
Шагая по улице, Джош ощущал умиротворение и легкую грусть. Он не испытывал особенной радости от того, что произошло между ним и Крошкой, и попытался проанализировать свое настроение. В конце концов он мужчина, а у мужчин есть определенные физиологические потребности. Специфика его профессии исключала какие-либо длительные отношения, и он приучил себя довольствоваться тем, что мог получить в данный момент. Тогда откуда такая неудовлетворенность? Крошка была привлекательна и мила, и он явно нравился ей. Вполне возможно, что даже слишком нравился, но ведь такое случалось и прежде. В отличие от многих мужчин Джош всегда сразу предупреждал подругу, что не сможет остаться с ней и что их отношения долго не продлятся.
Джош не мог с уверенностью сказать, что верит в предчувствия, но то, что он переживал сейчас, с самого начала было неправильным. Он чувствовал, что с Крошкой ему не повезет. Или, может, все это из-за Белинды?
Он в который уже раз выругал себя за мысли об этой девушке. У него есть работа, а он впустую потратил почти весь день, сначала из-за Белинды, а затем из-за Крошки. Женщины, слишком много женщин!
Джош приближался к окраине города. Горячий ветер поднимал с дороги облачка пыли, забивавшейся в глаза и нос. Опустив голову, он устало тащился к своему участку и перебирал в голове свидетельские показания, которые ему удалось собрать против Пью и Хартера. Он вздохнул. Не достаточно, далеко не достаточно.
Увидев наконец свой участок, он испытал чувство облегчения. «Человеку просто необходимо место, — подумал он, — куда бы он мог вернуться, даже если это всего лишь старая палатка».
В лагере было тихо — никаких признаков присутствия Попрыгунчика Сэма и его странного кота. Джош решил подождать.
Горячий ветер не стихал, и Джош укрылся в палатке. Внутри было слишком жарко из-за накопившегося за день тепла, но Джош все равно вытянулся на спальном мешке и закрыл глаза, чтобы тщательно просеять уже накопленную информацию и обдумать план сбора новых сведений. Ветер зловеще завывал вокруг палатки, и мысли Джоша путались. Он задремал…
Что-то плотно прижалось к его рту и носу, что-то влажное и тошнотворно-сладкое, проникающее в ноздри, заполняющее его легкие, затуманивающее мозг.
Джош почувствовал, что проваливается в огромную черную дыру. В голове раздался звон, и тьма поглотила его.
Он забарахтался, как утопающий, стремящийся вынырнуть на поверхность. Джош ощущал запах гари и жар, но все это было где-то очень далеко. Затем грубые руки подхватили его под мышки и потащили по земле, он услышал чей-то тихий голос и снова потерял сознание…
— Эй! Эй, парень! Очнись! Ты меня слышишь? Давай, мальчик!
Джош понимал, что эти слова должны были что-то означать, но сейчас он воспринимал их как набор раздражающих звуков.
— Очнись же наконец! Давай, мальчик! Дыши глубже!
Что-то ударяло его по щекам, отчего голова его моталась из стороны в сторону, но боли Джош не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал. Голова его была как будто набита ватой, и тошнотворный запах обволакивал его со всех сторон.
Он открыл глаза и увидел перед собой морщинистое лицо Попрыгунчика Сэма, оно расплывалось перед ним, принимая неясные очертания, и он никак не мог сфокусировать на нем свой взгляд.
Сознание возвращалось медленно, рывками, перемежаясь с глубокими провалами, но в конце концов он начал воспринимать окружающее и увидел Попрыгунчика, который склонился над ним и, одной рукой поддерживая его голову и плечи, другой резко бил его по щекам.
— Какого дьявола? — наконец произнес Джош, задыхаясь. — Попрыгунчик, что ты, черт побери, делаешь?
Попрыгунчик перестал хлестать его по лицу и широко улыбнулся:
— Должен тебе сказать, Райли, кажется, мы с тобой заслужили обед! Хвала Господу!
Джош глубоко вздохнул и зашелся в кашле. Сладковатый запах все еще преследовал его, вызывая тошноту. Голова раскалывалась от боли.
Он попытался подняться на ноги, но тут же рухнул на землю. Что, черт возьми, происходит? Последнее, что он помнил, — он заснул в палатке.
В палатке? Он оглянулся. Позади него на земле виднелась большая куча углей и обгоревшее дерево.