— Но твои раны! — Она всплеснула руками. — Ты ведь не можешь…
Он холодно улыбнулся:
— Есть много способов, о которых такая милая девушка, как ты, и понятия не имеет. Но я научу тебя, куколка.
Она нерешительно приблизилась к нему, и когда Хартер увидел ее испуганное лицо, улыбка его стала шире. Ему это начинало нравиться.
Стоя на ступеньках лестницы, Монтана Лидс обозревал зал салуна. Это был обычный вечер, шумный и немного буйный. Монтана машинально отметил это, хотя мысли его были далеко.
Он не находил себе места с тех самых пор, как три недели назад стал свидетелем убийства человека по фамилии Добер. Каждый день он вспоминал об этой сцене во всех подробностях, и каждую ночь она преследовала его во сне.
Он знал, что ему нужно сообщить о преступлении Северо-Западной конной полиции, но к чему это приведет? Сообщений о найденном теле не поступало, а этот человек, вероятно, был чужим в городе, и никто не разыскивал его. Что он скажет полиции? Что Лестер Пью и Чет Хартер хладнокровно убили человека, а в это время он, Монтана Лидс, трусливо дрожал под стойкой и не сделал попытки помешать им?
Монтана привык считать себя не трусливее других, но его пробирала дрожь при одной мысли о выражении глаз Пью, если толстяк узнает, что один из его работников донес на него в полицию.
И вообще, как он докажет преступление, если нет тела? Было бы глупо даже пытаться. Хуже того — это равносильно самоубийству. У него хватит денег, чтобы уехать отсюда через месяц или два и забыть об этом месте и Лестере Пью, как будто их вообще не существовало. Если бы только совесть не мешала ему сделать это!
Монтана вздохнул, злясь на самого себя, и взглянул на карманные часы. Пришло время объявлять начало представления. Он спустился с лестницы и пересек бар, направляясь к небольшой сцене.
Он произнес обычную цветистую фразу о талантах Алабастер, и толпа отозвалась привычной овацией. Маленькая леди явно становится популярной.
Когда занавес раздвинулся, Монтана спустился в зал и нашел себе место, откуда мог наблюдать за представлением. Ему действительно нравилось пение Алабастер. Ее голос был мелодичным и чистым, как весенний ручеек, напоминая ему о других временах и других местах, а чудесная кожа и темные волосы девушки вызывали в его памяти образ жены Мэри, когда она была молодой.
Пианист заиграл вступление, и Монтана, испытывая приятное волнение, стал ждать появления Алабастер. Он размышлял о Хартере, о том, что был бы только рад, если бы какой-нибудь меткий стрелок отправил его на тот свет.
Вдруг в зале послышался ропот, он нарастал, и вскоре толпа зашумела, проявляя недовольство. Монтана оторвался от своих мыслей и огляделся. Алабастер на сцене не появилась.
Где же она?
Наконец она выпорхнула из-за кулис — бело-розовое видение с огромным веером из перьев в правой руке.
Когда она опустила веер и запела, сердце Монтаны сжалось. Ради всего святого, что случилось с ее лицом? Даже толстый слой театрального грима не мог скрыть лиловый синяк у нее под глазом.
Пьяная и возбужденная публика, похоже, ничего не заметила, но Монтана почувствовал, как внутри его закипает гнев. Должно быть, этот сукин сын Хартер ударил ее!
Алабастер мужественно продолжала петь, но ее обычное очарование исчезло. Она пела механически, и хотя ее голос звучал так же чисто, как всегда, в нем не было чувства.
По окончании последнего номера она сразу же убежала со сцены, как будто хотела как можно меньше быть на виду. Она покинула сцену под привычный аккомпанемент аплодисментов и приветственных криков, и Монтана поспешно двинулся вслед за ней. Он хотел перехватить ее, прежде чем она успеет вернуться к себе в комнату, к Хартеру. Он нагнал ее в тот момент, когда она уже поднялась на верхние ступеньки лестницы.
— Алабастер! Мисс Уайт! — окликнул он девушку и тронул ее за руку.
Она испуганно сжалась, и Монтана мысленно осыпал проклятиями Хартера.
— Не пугайтесь, мисс Уайт. Я хочу помочь вам, — ласковым голосом сказал он.
Она неуверенно взглянула на него, а затем вскинула голову; глаза ее подозрительно блестели.
— Вы очень добры, мистер Лидс, благодарю. Но почему вы думаете, что я нуждаюсь в помощи? Все прекрасно, уверяю вас!
— Вы же знаете, что это не так, Алабастер… мисс Уайт. — Он нетерпеливо покачал головой. — Кто-то вас ударил, это совершенно очевидно, и я сделаю все, чтобы это больше не повторилось.
Она вспыхнула и прикрыла ладонью левую щеку.
— А, вы имеете в виду мое лицо! Никто меня не бил, мистер Лидс. Я упала! Да, я споткнулась и ударилась о дверь моей спальни. Как глупо! Я знаю, что у меня ужасный вид!
Она улыбнулась, кокетливо опустив ресницы, и сердце Монтаны сжалось.
— Послушайте, мисс. Если вы боитесь, что он причинит вам вред за то, что вы рассказали об этом, или мне за то, что я вмешиваюсь, не бойтесь.
Она покачала головой:
— Нет, мистер Лидс, все совсем не так. А теперь прошу меня извинить — мне нужно переодеться.
Монтана больше ничего не мог сделать, и ему пришлось отступить, освобождая ей проход. Он смотрел, как она идет по коридору к своей комнате, открывает дверь и входит внутрь. Прежде чем дверь захлопнулась за ней, он успел услышать сердитый голос Хартера.
Монтана повернулся, чтобы уйти, но остановился в нерешительности.
Закрывая за собой дверь, Аннабел чувствовала себя так, как будто закрывала путь к спасению. Но она не могла открыться Монтане Лидсу. Он не в силах помочь ей — Чет уволит его, если он вмешается. Кроме того, это может еще больше рассердить Чета, и весь его гнев обрушится на нее.
— Что ты там делаешь, черт возьми?
Отрывистый голос Хартера напомнил ей, что она стоит, прислонившись спиной к двери и закрыв глаза. Она отошла от двери и лучезарно улыбнулась.
— Просто немножко отдыхала, Чет. Знаешь, пение — это тяжелая работа. Я им понравилась сегодня, как и всегда. — Она принялась стягивать перчатки. — Я пела песню о…
— Кого, черт побери, волнует, о чем ты пела? Иди сюда и поправь постель. У меня такое ощущение, что здесь куча всякого мусора!
— Сейчас, милый.
Торопясь успокоить его, Аннабел отбросила перчатки и веер и подошла к кровати. Постель была усыпана крошками, и она стряхнула их на пол, затем расправила простыни и взбила подушки.
Хартер, застонав, вновь лег и устроился поудобнее. Затем пристально взглянул на Аннабел.
— Это новое платье, да? — Она кивнула, польщенная его интересом.
— Тебе нравится? Я думаю, оно мне идет.
Аннабел повернулась к Хартеру боком, затем спиной, демонстрируя платье, а когда вновь взглянула ему в лицо, заметила знакомый блеск в его глазах. О нет, только не это! Раньше ей доставляло удовольствие ложиться в постель с Четом, даже несмотря на то что иногда он бывал с ней груб. Но теперь, когда он прикован к постели, все изменилось. С каждым днем он становился все более требовательным и жестоким. Он заставлял ее делать такое!
Аннабел вздрогнула. Она не знала, что люди способны проделывать подобные вещи, и ей это не нравилось. Но она не сопротивлялась до вчерашнего дня, когда он приказал ей сделать то, что вызвало у нее глубочайшее отвращение.
Она коснулась пальцами синяка на щеке и вспомнила лицо Хартера в момент удара: его глаза сузились, и в них светилось странное наслаждение, природу которого она не могла понять. Однажды Чет сказал ей, что не доверяет Пью, потому что тот получает удовольствие, причиняя людям боль. Странно, почему он не замечал в себе эту же черту?
Его резкий голос вернул Аннабел к действительности.
— Иди сюда, куколка. Давай немного позабавимся, а?
Аннабел попыталась отпрянуть, но движение ее было недостаточно быстрым. Он схватил ее за руку и сжал с такой силой, что она вскрикнула.
— Мне нужно переодеться, — пробормотала она. — Дай мне повесить это платье…
Хартер улыбнулся одними губами.
— Нет. Я хочу, чтобы ты сделала это прямо так. Никогда раньше я не забавлялся с женщиной в таком нарядном платье.