– Ну, так и что ты шухер поднял? И откуда ты про всё это знаешь? Как будто там был.
– Близинский рассказал. Да не верю я в это! Я видел в щелку в стене, как они складывали свои шкатулки в рюкзак. А он был за плечами. Сам посуди, он же не мог в дверях снять этот рюкзак, пока не прошёл по салону самолёта.
– Отчего же ты, старый мудак, больше тридцати лет молчал?
– Я же не был с ними рядом, когда самолёт взлетал. А доктор узнал от пограничников, что эти двое закончили свой земной путь.
– Закончили свой земной путь! – передразнил Копчёный. – Интеллигент вшивый! Ну а на том месте, где они закончили свой путь, вы с доктором не могли шмон устроить?
– Конечно, не могли. Пограничники сказали доктору, что мимо мчались чукчи на собаках. Они их подобрали и умчались в тундру. Доктор очень переживал. Но у чукчей не пойдёшь спрашивать шкатулки с золотыми самородками. Пограничникам эти два трупа были до лампы. Тем более зэки. Пограничники вроде проверяли, ходили к чукчам. Шаман сказал, что они их похоронили. И даже яму им показали. Я же тебе только что рассказал!
– А как ты узнал, что они живы?
– Я случайно в Москве год тому назад встретил этого ювелира и узнал его сразу, хотя много лет прошло.
– Ну а он, он узнал тебя?
– Да как он узнает? Я же на него в щелочку смотрел, когда наблюдал за ними по поручению доктора. А он меня, почитай, ни разу и не видал. Я его и выследил. Узнал, где и как живёт. А на следующий день мы ему помогли освободиться окончательно от того колымского груза. Естественно, ещё кое-что прихватили. Хорошо, что мне письмо на глаза попалось.
– Какое письмо?
– Письмо из Томска от Романова. Не врубаешься, что ли? От старика, который умер. В этой комнате жил. Адрес этот я взял там.
– Так надо было сразу, в тот же день заявиться, по горячим следам.
– В тот же день из Москвы в Томск? По горячим следам нас здесь менты могли сразу изжарить. В Москве они нас чуть за пятки не схватили. Я вернулся взять письма, на них мои пальчики остались. А там уже менты. Выждать надо было. По этому адресу они нас в первую очередь ожидали. Ожидали они нас по этому адресу в первую очередь, – сказал Зеников раздельно. – А я не догадался взять эти письма с собой сразу. Увидел адрес и обрадовался. Взял один конверт и только потом сообразил, что оставил ниточку ментам.
– Ну а сейчас? Не будет ли нам хреново?
– Да забыли они давно. Думаешь, целый год помнить будут? У них других дел невпроворот.
– Роман сказал, что это комната его отца. Давай шмонать пол и стены. Может быть, есть тайник?
Они плотно прикрыли дверь и включили свет, огляделись.
– Начнём со стен. Пол надо простукивать, а стены можно тщательно осмотреть.
– Кудряш, тайник может быть за картиной или за ковром. Лезь, снимай картину. Будем шнырить.
– Погоди, надень перчатки, и я надену. Наследить нельзя. Я целый год носа не высовывал, потому что на письмах мои пальчики остались. Лезь ты. Я не достану, высоко висит.
Они надели перчатки и принялись искать тайник. Копчёный поднял картину. Но никакого тайника не обнаружил. Залезли на кровать и стали поднимать ковёр.
– Есть! – чуть не закричал Зеников.
– Тихо, ты, падла! Разбудишь хозяев.
Сейф был закрыт, и им пришлось повозиться, прежде чем его крышка открылась.
– Смотри, какая-то папка. А шкатулки нет. Но если есть сейф, значит, в нём что-то было серьёзнее бумаг.
Кудряш посмотрел на Копчёного торжествующим взглядом.
– Чего лыбишься, как будто уже всё дело в шляпе?
– Придётся здорово тряхнуть этого Романа. И делать это надо сейчас, пока мы здесь и нас не попросили оставить этот дом. Иди, тащи его сюда. Вырубишь, скрутишь его и заклеишь рот.
– Не учи. Сам знаю.
– Давай договоримся. Сначала разговариваем мирно. Если не поймёт, тогда применим всё остальное. Ты, конечно, спец своего дела. Но надо понимать, он не должен отдать концы прежде, чем мы получим нужный ответ. И он не должен орать от боли. В наших интересах, чтобы жена и дети спали. Шума меньше. Да и соседи могут услышать.
– Ладно. Ты пока старший. Но помни, что нам шеф приказал, свидетелей не оставлять, – ответил Копчёный.
Кудряш остался на месте, а Копчёный через минуту притащил Романа. Усадил его в кресло. Прикрутил руки и ноги изолентой. Заклеил рот пластырем. Сел, довольный своей работой, напротив.