— Вот я и услышала злые слова, не мной произнесенные. Его зовут Ян Кэрэ, этого крестьянина. Этого-то толкнула в море его планета. Против своей планеты все — бессильны.
— Простите меня. Я не должен был отлучаться с берега этой ночью. Но у меня сил не хватило. Скажите мне, что они вернутся, Мари-Жанн. Ваша вера должна быть крепче моей. Женщины лучше приспособлены к ожиданию, а тот, кто ждет, притягивает к себе тех, кого ждут. Скажите мне, что мы их всех увидим высадившимися на берег еще до окончания ночи. Даже и крестьянина. Я ведь не хотел сказать о нем ничего дурного. Оскорбления, непроизвольно выскочившие у меня изо рта, — это ведь только от беспредельной жалости.
Тень Мари-Жанн удаляется от двери. А дверь медленно закрывается. Это она ее толкнула. Слышен звук щеколды. Нонна ощущает себя на дне колодца. Он слышит, как сабо женщины тащатся в направлении очага. Когда раздается голос, он идет как бы откуда-то снизу, возможно, Мари-Жанн присела на каменное основание очага. Она несколько успокоилась.
— Как я могу им помочь? Я жду, но я не надеюсь. Сегодня вечером буря разом утихла. Я услышала снаружи звуки, как при гребле веслами, и несколько мужских голосов, в том числе и моего сына Алена. Я поспешно вышла, без головного убора и даже без сабо. Я звала, но не получила ответа. Туман был пуст, гол. Я вошла в дом и села. Еще два раза я слышала те же звуки, но, выбегая, ничего не обнаруживала. Тогда птица-предвестница стукнула мне в окно. Я еще могу слышать, но я уже не могу надеяться.
— Птица-предвестница сбилась с пути, как те, которых я нашел мертвыми, разбившимися о стекла фонаря на маяке.
— Здесь не было никакого света. И птица не стукнулась об окно, она постучала мне три раза своим клювом, как пальцем. И, передав весть, тут же улетучилась.
— Послушайте, Мари-Жанн Кийивик, ваша надежда воспрянет, как моя. Моя только что улетучилась пеной — на берегу. А перед тем как попасть к вам, я услышал, что волны сменили новым тоном свой шум, и во мгле засветилась одна бледная, дрожащая звезда. Тут я и вспомнил, что мы вступили в ночь под рождество. Вы меня слышите — сейчас рождественская ночь.
— Вот именно. Это одна из трех ночей, когда мертвые навещают живых. Поэтому я и жду своего сына.
— Я вас перестаю узнавать. И все же…
— И все же я уже потеряла троих мужчин своей семьи, и все видели меня несогбенной, как в юности.
Этот был последним. Теперь я уже могу сгорбиться и не заботиться больше о своем головном уборе. Для кого держать мне высоко голову? Самые крепкие деревья ломаются разом.
— Случается, что суда возвращаются и через пять дней, и даже через неделю. Спокойненько. Я знавал много таких случаев, да и вы ведь тоже. И вернувшиеся парни хохотали во всю мочь, когда им говорили, что уже посчитали их умершими.
От очага раздается детский голос:
— Птица-предвестник стукнула в мое окно. А трое моих мужчин уже давно там — в небытии, в темноте, но сейчас они молча сидят на лавке возле моей кровати. Отец посередине, со скрещенными на груди руками, а по краям от него — сыновья, положили руки на колени. Когда я хожу вокруг стола, натыкаюсь то на плечо одного, то другого. Если бы Нонна захотел подойти к ней, он бы их увидел, как я их вижу, конечно, немного хуже, потому что не так хорошо их знает, как я. Но он их увидел бы. У Нонны Керуэдана есть ведь два глаза.
— Когда воспламеняются ваши чувства, вы видите их подобия. И птица, которой никогда тут не бывало, тоже всего лишь привиделась вам. Здесь всего-навсего — мы двое. Черт побери, Мари-Жанн, невозможно оставаться в темноте, вы совсем потеряете голову. Где найти керосиновую лампу в этом доме? Я немедленно ее зажгу.
Дед Нонна уже и не знает толком, на каком он свете. Вот он уже и испугался, не попал ли по ту сторону, а ведь, казалось, так этого хотел. Но тут не место, да и время неподходящее, даже если трое Дугэ и сидят на лавке, поджидая его в свою компанию. Ему-то ведь нужен на том свете Пьер Гоазкоз. Мари-Жанн, пожалей Нонну!
— Он прав, Нонна Керуэдан, настало время зажечь свет. Я воткнула почти новую свечу в подсвечник как раз напротив моего мужа. Бог ты мой, где же спички? Ведь скоро прибудет Ален Дугэ. Надо, чтобы в его доме было светло.
— Свеча! — пришел в полное отчаяние Нонна.
— Птица-предвестник постучала мне в окно.
Теперь голос раздавался со стороны кровати. Старик лихорадочно обшаривал свои карманы в поисках большой коробки спичек, с которой он никогда не расставался и которая всегда находилась рядышком с трубкой.