Жан-Пьер Даудал подошел к белой даме. Увидев его, она вытянула вперед руки, как бы отталкивая его. Вид у нее был рассерженный.
„Уходите отсюда, — сказала она, — здесь вам не место“.
Поскольку он не двигался, она приблизилась к нему и пристально стала его разглядывать своими слишком черными глазами, резко выделявшимися на очень бледном лице. Вдруг она стала покорной.
„Я вижу, вы — из тех, кто имеет право знать. Знайте же, что, отправляясь в Крестовый поход, наш отец спрятал клад в этих стенах, никому не указав местонахождения. Он не вернулся из похода. Мои три брата и я искали повсюду. Никто из нас не захотел вступить в брак и покинуть замок, чтобы его часть не досталась другим. Братья остались тут ради золота, а я ради драгоценных украшений. Мы все перевернули сверху донизу и, ничего не найдя, принялись разрушать стены. Это отняло у нас всю нашу первую жизнь. Теперь, во второй, мы проводим ночи за разрушением того, что осталось от каменной кладки, надеясь отыскать тайник отца. Увы! Каждую ночь мы обнаруживаем, что те камни, которые мы обрушили предшествующей ночью в ров, вернулись на свое прежнее место. Не совсем все, но почти. Мы разрушаем всего лишь один ряд камней за каждые сто лет. Настанет время, когда от этого замка не останется ни одной частицы, если только мы раньше не отыщем клада. Может быть, вам известно, где он находится?“
„Мне ничего не известно, — ответил хозяин Трэморэ, — я всего лишь случайный прохожий“.
Однако он увидел, что каменная плита под ногами у дамы распространяла зелено-золотое свечение. Сокровища находились именно там. Но к чему осторожному Жану-Пьеру Даудалу было рисковать, вмешиваясь в установленный ход вещей. Он отправился дальше, а она все еще кричала, подняв лицо кверху: „Ну что, братья мои, нашли ли вы?“
Уже миновала полночь. Как он это узнал? Он знал. Теперь вокруг него было столько идущих и выжидающих людей, что он мог вообразить себя на ярмарке в Мартире, если бы все эти люди не были столь безучастны одни к другим. Животные, которые их сопровождали, тоже были заняты лишь сами собой. Но, прокладывая дорогу в этой толпе, Жан-Пьер Даудал оказался лицом к лицу с маленьким, сухим человечком, хромоножкой, закутанным в большой черный плащ и тянувшим за собой клячу, запряженную в раскачивавшуюся повозку. Он тотчас его узнал. Это был городской сапожник, последний из умерших в прошлом году, который также выполнял в городе и службу возчика усопших. Тот тоже его узнал.
— Как попали вы сюда, хозяин Трэморэ, — рассерженно просил он, — ведь это — моя обязанность препроводить вас сюда, моя, и ничья больше.
— Я знаю, но тут не моя вина. Я где-то сбился с пути. Возможно, надо мной подшутил наш семейный домовой. Вернусь домой, чтобы подождать вас.
— Еще два месяца, и мой срок истекает. Другой станет хозяином повозки — на год. Я уже знаю, кто именно, но не могу назвать вам его имени.
Он потянул за уздечку отощавшую лошадь. Повозка, раскачиваясь, двинулась. Когда она проезжала мимо Жана-Пьера Даудала, он увидел внутри четырех людей, игравших в карты, и женщину, занятую вязаньем. Ночная жатва обещала быть обильной.
Позднее, продолжая свой путь, он заметил высокого детину, который в стороне ото всех и в одиночестве сидел на грубо обтесанном камне.
У этого человека был озабоченный вид. Все другие занимались своими делами, а он остановился и, видимо, не знал, куда идти дальше.
„Вы нашли хорошую скамейку“, — сказал ему владелец Трэморэ.
„Это не скамейка, — со вздохом ответил сидящий, — это каменная тумба, и ее место — вовсе не у меня под задом, но я не могу оттащить ее туда, где она должна находиться“.
„Если вы мне скажете, где ее место, — ответил Жан-Пьер Даудал, возможно, я смогу быть вам чем-нибудь полезен“.
Даже и не пытаясь приподняться, до того он был удручен, человек рассказал ему, каким образом, когда он еще жил земной жизнью, он перетащил этот камень подальше, выгадав таким образом кусок пашни в ущерб своему соседу, хотя тот был беднее его. После своей смерти он пытается перетащить камень на его законное место, чтобы обрести покой и радость. Но сперва он потерял много времени, так как никак не мог удержаться, чтобы хоть чуть-чуть не сплутовать, потом уж почти не плутовал, но на ширину ладони все же не дотаскивал. А камень каждый раз возвращался обратно на то место, куда его поставил земельный вор. Наконец он решился быть абсолютно честным. Но теперь камень отказывался встать на нужное место. Сражаясь с ним целую ночь, он сдвигал его лишь чуть-чуть, но к следующей ночи камень возвращался обратно. Не на то же самое место, но почти. По его мнению, он сдвигал камень на расстояние его собственной ширины каждые сто лет. Значит, он мог надеяться, запасясь терпением, когда-нибудь покончить с выплатой своего долга. И вот тут-то злосчастье его доконало.