Фазан, покрутившись на месте, снова повернул к берегу. Когда расстояние до него немного сократилось, я пустил в ход удочку, стараясь забросить леску так, чтобы крючок зацепился за перо птицы. Мне удалось это со второго же раза: крючок упал на спину петуха, зацепился за крыло, и я «выудил» фазана, как рыбу. В это время к берегу причалил рыбак. В его лодке лежало семь фазанов.
- Знатная охота! - сказал он, кивнув головой на свою добычу, и добавил: - Жирные они теперь, осенью. Ишь ведь как отяжелели - Уссуру перелететь не могли, вынужденную посадку пришлось делать. Здорово же их распугали охотники!..
У меня добыча была поскромнее. Но вечером, когда мы ели жареную фазанину, сын по достоинству оценил и мои охотничьи успехи:
- Золотая у тебя удочка, папа!
ЗАГАДКА КРИВОЙ ПРОТОКИ
Среди рыбаков деревни Молчанове распространился слух, что из реки Зеи в Кривую протоку зашла какая-то невиданная рыба с черными крыльями. Некоторые даже называли ее водяным чертом, но суеверных людей теперь осталось мало, и потому рассказчиков о крылатой диковине безжалостно высмеивали.
Однако, после того как председатель колхоза, плававший на Зеленый остров осматривать покосы, публично заявил, что он сам видел в Кривой протоке загадочную рыбу и что она будто бы вынырнула из-под его лодки, чуть не задев крылом за весло, - кое-кто был склонен поверить и в существование водяного черта.
Загадку решился разгадать шестидесятилетний старик Дормидонт, прозванный калужатником. Он служил створщиком от Верхне-Амурского пароходства - зажигал фонари на речных створах, белых деревянных маяках, указывающих пароходам их путь. Участок Дормидонта тянулся по берегу Зеи верст на восемь, и тут он знал каждый островок, каждую проточку на нем, каждый заливчик между песчаными косами, где весной молчановцы охотятся на перелетных гусей.
Служба створщика отнимала у него немного времени, и большую часть дня он занимался рыбной ловлей - плавал с острогой, ставил и проверял снасти, оттачивал крючья на крупную рыбу.
В иное лето он вылавливал до десятка калуг, за что и получил прозвище калужатника.
Прослышав о таинственной птицеподобной рыбине, старик стал собираться в Кривую протоку. Он смазал колесной мазью уключины лодки, чтобы они не скрипели, нарубил в лесу сосновых кореньев для «козы», поправил напильником острогу и под вечер поплыл к Зеленому острову.
Ни одно занятие так не приходилось ему по душе, как лучение рыбы в тихую, безветренную ночь. Каждый рыбак, отправляясь на такую ловлю, берет себе помощника: сам становится на носу лодки с острогой, а помощник управляет веслом и следит, чтобы равномерно горела «коза» - костер на подвесной железной решетке, лучи от которого .падают на воду и всю ее до самого дна пронизывают ярким светом. Дормидонт в помощниках не нуждался: он один успевал делать все, что другие делали вдвоем, и был в этой охоте весьма добычлив.
Когда он оставался один-на-один с рекой, на которой провел почти всю свою жизнь, его не пугали ни темнота, ни ночные шорохи в прибрежных тальниках, ни человеческие вздохи выпи в соседнем болоте. Он стоял с острогой на лодке, медленно и бесшумно плывущей по течению, и река открывала ему все свои тайны: и то, как лежит на дне куреи полусонный краснопер, и то, как дремлет возле коряги под кручей берега щука, и то, как осетр обсасывает речные ракушки.
«Чего только люди не выдумают! - рассуждал он. - Сколько лет на реке живу - никаких чудес не видал».
Держа острогу наготове, рыбак вглядывался в ночную воду, освещенную сильным лучом костра. Дно протоки было видно ему как на ладони. Вот две маленькие миноги присосались к одному камешку, и течение шевелит ими, как черными ленточками. Рак, вспугнутый светом,, попятился под корень старой талины, и только усы торчат оттуда, как живые льняные нитки. Шмыгнула под лодку ночная разбойница - касатка. Возле берега, среди чебаков, притаился трегубый конек, и все они похожи на затонувшие сучки дерева.
А вот сучок подлиннее, и не сучок даже, а целое полено. Острога летит вниз, и Дормидонт втаскивает в лодку извивающегося на трезубце сома.