Она посмотрела на него долгим взглядом.
— Ты что, поверил в эту галиматью? Ты серьезно? Какое еще шоу? Это же все бред! Просто роман. Костя…
— Ты прочитала до конца?
— Дошла до слова «Внимание», что написано большими буквами.
— Вот и читай дальше! — Он закурил новую сигарету.
— Хватит курить! — Теперь уже разозлилась она.
«Не понимаю, почему меня держат в этом доме, хотя и твердят постоянно о том, что двери открыты и я могу в любой момент уйти. Но если уйду, то уже очень скоро меня найдут с проломленной головой где-нибудь в лесу…».
Чего-чего?! Это еще что такое? Что она пишет? Зачем? И, главное, как это воспринимать (она снова задала себе этот вопрос), как продолжение романа или как крик о помощи? Вернее, она-то знает, что никакой это не крик, но другие-то люди, которые будут это читать, подумают иначе.
«Меня запугали до смерти, затравили, и я никак не могу понять, чего от меня хотят. Вчера, например, мне сказали, что если со мной что-нибудь случится, то в моей смерти будет виноват не Константин (который во всей этой чудовищной игре, как я теперь уже точно знаю, самый главный!)…»
Костик самый главный?! Так вот чего он так испугался! Дурак. Поверил в написанное какой-то там идиоткой.
Какое-то нехорошее чувство, замешенное на гадливости и презрении, шевельнулось внутри Тамары, когда она бросила взгляд на своего любовника.
В голове зароились важные вопросы, смысл которых постоянно ускользал. Наконец, она поймала один из них, пожалуй, самый важный:
Когда она написала именно эти строчки? В какой момент своего нахождения здесь?
Ответ она получила в следующем абзаце, и вот он-то поверг ее в настоящий шок!
«…А наш сосед, Грапинович, который якобы был моим любовником и поселил меня здесь, прямо на глазах своей ревнивой супруги. Вполне вероятно, что готовится взрывной фейк, направленный именно на уничтожение этого человека».
Как она могла написать про Грапиновича, как?! Это просто невозможно!
Вот только как сказать об этом Костику?
Она читала дальше:
«А Тамара?.. Она тоже напугана и тоже, как и я, удерживается в доме насильно. Она — жертва Константина…».
Тамара от души выругалась, грязно, смачно, как и полагается в таких вот случаях, когда все летит в тартарары!
Это ее-то удерживают здесь насильно? Да она, может, всю жизнь мечтала пожить в таком доме. И кто удерживает ее? Костик… Смешно. Она — жертва? И Костик поверил. Маленький глупый зайчик. А раньше она воспринимала его как настоящего мужика, сильного и умного.
То, что она прочла дальше, заставило и ее по-настоящему занервничать.
«Она боится его как огня. А еще я подозреваю, что никакая она не домработница, что хозяева не за границей, что они давно уже убиты… Просто это никто не проверял. Константин захватил брошенный хозяевами дом, поселил туда Тамару и время от времени проворачивал там разные нехорошие дела, заманивал людей и убивал их…»
И хозяева, оказывается, убиты. Конечно… И Костик захватил дом… Чудовищная ложь!
«…Грапинович, который якобы был моим любовником и поселил меня здесь, прямо на глазах своей ревнивой супруги…».
Ну вот, теперь и она уже воспринимает написанное не как развитие сюжета, а как угрозу ее существованию, ее свободе…
Строчки замелькали перед глазами:
«Подозреваю, что об этом догадался охранник Роман, которого Константин и отравил с помощью Тамары. Он отправил ее домой к Роману якобы с подарком, с книгой по кулинарии, приказав ей подсыпать яд… Но если она это и сделала, то не по своей воле. Константин — страшный человек!»
Тамара уже была близка к обмороку. Однако нашла в себе силы встать с дивана, подойти к Косте и жестом попросить у него сигарету.
Она с таким наслаждением закурила, словно это могло спасти ее от грядущих неприятностей. А неприятностей могло быть много, и самая большая, причем даже не неприятность, а беда — это уход Кости.
— Костя. — Она присела рядом с ним, прижалась к нему, чтобы почувствовать тепло его тела, чтобы убедиться в том, что это никакой не призрак, что все это происходит в реальности и что это действительно он. — Она не могла это написать…
— Да что ты говоришь? Однако написала!
Он не понимал тайный смысл ее слов. Он не мог пока знать, что Нина не могла написать то, чего она не знала. Или знала? Что-то увидела, подслушала? Но как?!
И тут проявился ее второй важный вопрос, который она озвучила дрогнувшим голосом:
— Костя, откуда у тебя эта рукопись?