— Что бы ты ни говорила, Клео это понравилось. Я уверен, что в душе она восхищалась твоим мужеством, как восхищалась и моим, но мы постоянно спорили, и она ни за что не хотела уступить. Понадобилась ты, чтобы смягчить ее, сделать человечнее. — Дамиан начал рассказывать о своем плане. Он давно заподозрил: Клео догадывается о том, что никакой свадьбы не было. А если это так, то девушка, которую она считает подходящей невестой для внука, после ее смерти уедет, а Дамиан женится на Катрине. — Я знал, что Клео уже пожалела, что лишила меня наследства, но я также знал, что она нипочем не смягчится, такой уж у нее характер.
— Я просила ее за тебя, — вставила Геро, — и она разговаривала со мной так, что я сразу отступилась.
Дамиан улыбнулся, представив себе, как Геро просит за него, но ничего не сказал, а продолжил свой рассказ.
— Меняя завещание и внося туда определенное условие, Клео давала мне то, чего мне хотелось иметь, но одновременно не поступалась своей властью. Ты, должно быть, почувствовала это, когда читали завещание?
— Да, у меня возникла такая мысль, но тогда я не могла понять, почему у тебя такой самодовольный вид… Я хотела сказать, — быстро поправилась она, — почему ты выглядел таким довольным. Теперь я вижу, что ты сам все устроил. Тогда я подумала было об этом, но не смогла догадаться, как тебе это удалось. Все-таки ты победил!
Дамиан засмеялся, но потом задумался и замолчал.
— Знаешь, — негромко произнес он, — пожалуй, что это была ничья.
— Ничья? — Геро удивленно уставилась на него.
— Я ждал, что завещание изменят, но и Клео хотела его переписать; я намеревался просить тебя стать моей женой, но и Клео стремилась к тому же… — Дамиан помолчал, а потом пожал плечами. — Так кто же из нас победил?
— Никто, — сказала Геро и добавила: — Наверное, так и должно было случиться. У вас обоих такие сильные характеры, что ни один не может взять верх над другим! — Девушка не заметила, что говорит так, будто Клео еще жива, но Дамиан ничего не сказал.
— Ты говоришь, что у меня сильный характер? — насмешливо переспросил он. — И когда же, позволь тебя спросить, я являл тебе эту силу?
Геро рассмеялась своим звонким мелодичным смехом, и Дамиан почувствовал, как у него забилось сердце.
— Таких случаев было много, всех и не сочтешь. Я даже не знаю, стоит ли мне выходить за тебя замуж, — шаловливо добавила она.
— В таком случае, — сдержанно сказал Дамиан, вставая со стула, — ты вольна отказать мне… когда я сделаю тебе предложение!
Геро зажала рот рукой.
— Разве ты не сделал мне предложения? Нет, пожалуй, не сделал. — Она тоже встала и подошла к нему, искоса поглядывая на него из-под опущенных ресниц. — Но ведь ты только что сказал, что хотел сделать мне предложение.
— Сказал, но… в сослагательном наклонении.
— Ты передумал? — спросила Геро. Ее губы вздрагивали от сдерживаемого смеха.
Дамиан бросил на стол несколько монет, с плохо скрываемым нетерпением схватил Геро за руку и повлек ее прочь из ресторана. На пляже никого не было, и когда они отошли от ресторана, Дамиан привлек девушку к себе и крепко поцеловал.
— Ты самая неромантичная женщина, какую я когда-либо встречал, — сказал он, сверкнув глазами. — Ты выйдешь за меня замуж?
— Замуж… — Счастье переполнило сердце Геро, и Дамиан сам все понял, едва заглянул в ее сияющие глаза, чуть увлажненные слезами радости. — Я действительно нужна тебе… ты по-настоящему любишь меня? — Она недоверчиво покачала головой, но красноречивое выражение на лице Дамиана успокоило ее, и она прижалась щекой к его груди. — Я просто не могу поверить.
— Любимая, неужели ты не догадывалась?
Смущение помешало Геро ответить. Взяв девушку за подбородок, Дамиан прильнул к ее губам. Геро задрожала и еще теснее прижалась к нему, своему спасителю — смуглому, властному греку, который при первой их встрече беспечным жестом бросил ей деньги, чтобы она могла купить себе туфли.
— А ты знал, что я люблю тебя? — шепотом спросила она.
— Было много случаев, моя дорогая, когда твои чувства трудно было не заметить.
— Много? — удивилась Геро. — Я не помню.
— Твое беспокойство, когда я заплыл слишком далеко. — Он показал рукой на море. — Это само по себе было достаточно красноречиво, не говоря уже о том, что ты смущалась и краснела каждый раз, когда я прикасался к тебе…
— Неправда!