— Доктор Гюискар! – окликнул майор Турофф, — Я здесь! Можно войти?
— Я надеюсь, — послышался знакомый баритон из недр надстройки, — вы профессионал и разумный человек, и что вы, согласно нашей договоренности, не взяли с собой никаких устройств коммуникации. Предупреждаю: у меня на двери работает армейский сканер,
— Я выполнил договоренность, — лаконично ответил Отто Турофф
— Тогда заходите! — предложил баритон. — На палубе всего одна входная дверь, так что перепутать невозможно.
— Я иду, — на всякий случай уточнил майор, и шагнул на доску. Ничего не случилось. А теперь десять шагов, и вот она, палуба. А вот овальная дверь, гостеприимно открытая. Заходим внутрь. Тут короткий тамбур. На полу пластиковый коврик. Майор аккуратно вытер ноги (не зря же коврик лежит) и, через следующую дверь попал в зал наподобие яхтенной кают-компании. Тут он впервые увидел Мартина Гюискара вживую.
Любопытная шутка психологии. Хотя Турофф видел фотографии доктора Гюискара, и проводил рекомендуемую процедуру физиогномического анализа, все равно, в глубине сознания крутилась мысль: этот террорист должен быть похож на Ганнибала Лектера (в непревзойденном кино-исполнении Энтони Хопкинса). Только теперь, встретившись непосредственно с «клиентом», Турофф убедился: не похож Гюискар на Лектера, а (не соврали фото!) похож на Наполеона Бонапарта. И не на какого попало Наполеона, а на конкретного, с картины Поля Делароша «Апрель 1814. Император после отречения от престола во дворце Фонтенбло». Он был разгромлен в Битве Народов под Лейпцигом, потерял армию, потерял Париж, потерял свободу, и его ждала ссылка на Эльбе. По его «оплывшей» позе на позолоченном кресле, по его застывшему круглому лицу, и по его тяжелому взгляду, будто обращенному в бездну, можно было заключить: этот человек покорился судьбе, и готов превратиться в безобидный овощ. Но, хороший психолог не согласился бы с этим выводом. «Да, — сказал бы психолог, — можно сказать, что сейчас император смотрит в бездну. Но, он пока не собирается уходить туда. Скорее всего, он намерен наоборот, извлечь из этой бездны нечто, о чем вы даже не догадываетесь». И психолог оказался бы прав, ведь в следующем 1815 году предстояли «Сто дней»: дикое триумфальное возвращение в Париж, три выигранные сражения, поля Европы, вновь заваленные десятками тысяч убитых, и в финале: четвертое сражение, когда против мятежного императора ополчился весь мир. Последняя битва при Ватерлоо…
…Между тем, доктор Гюискар стремительно превратился из Наполеона в Фонтенбло в апреле 1814-го, в Наполеона в Леффе в феврале 1815-го, после возвращения с Эльбы. «Солдаты Пятого полка, я ваш Император. Вы узнаете меня? Если кто-либо хочет меня убить, то вот я здесь». Тогда капитан королевских войск Бурбонов приказал: «Огонь!», однако, вместо исполнения приказа, солдаты закричали: «Да здравствует Император!». Такова была прелюдия к возвращению «Корсиканского монстра» в Париж…
…Мартин Гюискар улыбнулся и громко щелкнул пальцами.
— Отто, вы еще здесь? Вы кажетесь таким задумчивым, что я рекомендую вам абсент с черным кофе. Это отлично тонизирует. Что скажете?
— Благодарю, Мартин, это хорошая идея.
— Разумеется, хорошая, — сказал Гюискар, и начал орудовать в баре, — Присаживайтесь, дорогой Отто. Вы мой гость, и напарник по философским досугам, так что я намерен организовать вам комфорт для активных размышлений о природе бытия.
— Мартин, что вы называете активными размышлениями? – поинтересовался Турофф, устраиваясь на удобном угловом диване у стола.
— Активные размышления, — ответил террорист, и махнул рукой в сторону 50-дюймового плоского монитора, занимавшего одну стену кают-компании, — это размышления в ходе активного эксперимента. Мы будем управлять экспериментами по бытию, и наблюдать динамические результаты на этом экране. Вы нравитесь мне в качестве напарника. А я нравлюсь вам, или не очень? Только отвечайте честно, по обычаю Буркина-Фасо. Вам известно, что название Буркина-Фасо означает: Страна Честных Людей?
— Да, Мартин, я, кажется, слышал это.
— Вот и отлично, — Гюискар на секунду отвернулся от бара и подмигнул, — а теперь я жду честного ответа: я нравлюсь вам, или не очень?
Майор Турофф на несколько секунду задумался. С одной стороны, инструкция строго запрещает демонстрировать террористу свою неприязнь. Но, с другой стороны, эта же инструкция строго запрещает давать террористу ответы, которые тот сочтет попыткой обмана. В данном случае, Турофф счел рациональным выбрать второй из пунктов.