Между тем, спор протестантов и католиков был дополнительно разожжен откуда-то взявшимся чехом, который припомнил католикам вероломное сожжение Яна Гуса, а в следующем раунде некий доброхот, французский гуманист назвал всех «братьями», и призвал «успокоиться и не доводить дело до сетевой Варфоломеевской ночи». Весьма кстати упомянутая Варфоломеевская ночь вызвала на конференции «четкий холивар» (иначе говоря, цель элитного троллинга была достигнута – высший балл засчитан).
Молодой но уже авторитетный тролль Унгабул выразил свое удовлетворение громким утробным ревом, и гулким хлопаньем ладонями по своей макушке, а затем спросил:
— Ну, Отто, как тебе?
— Сильно сыграно, — признал майор, — а скажи, рабочая четверка: грек, болгарин, чех, и французский гуманист – твои аватары?
— Нет, мои — только болгарин и французский гуманист. Грек и чех посторонние. Просто, случайно они подыграли. Добрые самаритяне, хе-хе.
— Хм… Занятно. Только знаешь, Унгабул, я не понимаю: зачем все это?
— Так, я же тебе заранее сказал: мы выполняем благородную миссию.
— Хм… По-твоему, публично перессорить сотню мудаков, это благородная миссия?
— Конечно! — подтвердил тролль, — Пусть лучше эти куклы грызутся между собой, чем поливают дерьмом достойных хуманов вроде тебя. И практически хорошо, чтобы куклы грызлись между собой. Ведь, если куклы разобщены, то они протоплазма, тупая и безопасная для нормальных сапиенсов. А вот если куклы сливаются в единую толпу, то хреново.
— Хм… А по какому принципу ты различаешь сапиенсов и кукол?
— Отто, а по какому принципу ты различаешь шоколад и говно?
— Это смешная шутка, Унгабул, но это не объяснение, правда?
Тролль задумчиво наклонил голову направо, и почесал пятерней левое ухо.
— Тебя пробило на философию, Отто?
— Угу, — откликнулся майор, — у меня три веселых денька выдалось, и четвертый денек обещает быть еще веселее. При таком раскладе даже хомяка пробьет на философию.
— Ну, ладно, — согласился тролль, и снова налил по изрядной порции кофе в уродливые самодельные глиняные чашки, — тогда начнем с того, в чем отличие моих чашек от тех чашек, из которых ты пьешь обычно.
— В чем отличие? – переспросил Турофф, крутя чашку в руке, — Хм… Я полагаю, что в философском смысле не важно, что работа грубая, и форма далека от геометрического идеала, каким бы этот идеал не был. Дело в чем-то другом. Ручная работа, не так ли?
— Ручная работа, — подтвердил Унгабул, — я так развлекаюсь. Но дело не совсем в этом.
— Не совсем в этом?.. Хм… Может, дело в том, что каждая твоя чашка уникальна?
— Не просто уникальна, — поправил тролль, — а заведомо, неотвратимо уникальна, ведь я никогда не делаю много чашек сразу. Это незачем. Обычно я делаю одну. Реже — две.
— …И, — подхватил майор, — получаются близняшки?
— Да, — тролль подмигнул ему, — тогда получаются чашки-близняшки, но и они разные. Примерно как дети-близняшки. Сходство бывает значительное, но индивидуальность несомненна даже в этом случае. А возьми теперь чашки, выходящие с конвейера. Или кукол Барби, выходящих с конвейера, и попадающих на полки в супермаркете.
Майор поднял правую ладонь, показывая, что уже понял принцип.
— Унгабул, ты намекаешь, что типичные обыватели неиндивидуальны. Но тогда у тебя получается противоречие. Ты же только что говорил, что любые дети, даже близняшки, непременно индивидуальны, они отличаются один от другого.
— Дети – да, — подтвердил тролль, — но не взрослые. Ведь Система с большой буквы «С» обтесывает людей, приводя их к стандарту. К «dress-code». К хождению строем. К той стандартной рекламе, которая будет управлять их потребительским поведением. К той стандартной агитации, которая будет управлять их политическим поведением. И к той стандартной схеме секс-брак-воспроизводство, которая даст Системе новое поколение будущих кукол, которых нетрудно лишить индивидуальности. Прикинь: для Системы натуральный биологический человек – это неотесанный зверь, недоделанный робот. В мировых религиях человек-робот — это идеал, с которого стесано животное начало. Ты чувствуешь, Отто? Система опасается сапиенса, обладающего натуральным звериным креативом, оригинальным жизненным импульсом. Система не может управлять им. Это главный признак, по которому сапиенсы могут опознать своего коллегу-сапиенса.