Было также установлено, что Басс для семьи Гия приобрел у спекулянтки по фамилии Машева импортные товары: кожаное пальто, каракулевую шубу, костюмы, и для примерки возил туда Гия, его жену и детей. И тут за все товары деньги платил Басс.
Помимо этого, Басс неоднократно снабжал Гия и его семью билетами на концерты московских артистов и в цирк.
Тесные связи Гия и Басса подтвердили, кроме Замялова, Машева и другие свидетели.
Клубок преступлений начал разматываться. Но Басс все отрицал. По всему видно было — за спиной у него большой груз преступлений. Как потом показало следствие, так оно и было.
Особое внимание мы по-прежнему уделяли выявлению взяткодателей. Проверялись в первую очередь лица, у которых оценки в контрольных работах были явно завышены.
Допросы Басса мы умышленно прекратили. Пусть побудет в неведении.
Прошла неделя. Басс не выдержал, написал мне заявление и попросил о встрече. Я поехал в тюрьму. За это время он осунулся. Подолгу молчал. Пытался разузнать, чем располагает следствие. Под конец попросил у меня чистый лист бумаги. На вопрос, зачем ему бумага, ответил:
— Представлю повинную, дабы ускорить расследование и заслужить снисхождение.
Прошло несколько дней, и Басс направил прокурору республики заявление, в котором признался, что дважды передавал Гию взятки, в первый раз — от Волошко, во второй — от зубного техника Гробмана.
Встал вопрос о привлечении к уголовной ответственности Гия. Было принято решение перед задержанием произвести у него дома и на работе обыск, который я проводил совместно со следователем по особо важным делам Слесарем. Мы изъяли у Гия три ружья, из них одно — ТОЗ-34 с инкрустацией золотом и серебром стоимостью свыше тысячи рублей, три кинокамеры, фотоаппарат японской фирмы «Сопоп», транзисторные радиоприемники иностранной марки, серебряный вьетнамский сервиз и много изделий из золота, всего на сумму свыше десяти тысяч рублей.
Кроме того, было изъято наличных денег и облигаций трехпроцентного займа на сумму свыше пяти тысяч рублей, сберегательные книжки на имя Гия с остатком вкладов свыше пятидесяти восьми тысяч рублей и на имя жены — Гий Лидии Ивановны с остатком вклада свыше семнадцати тысяч рублей. Описано имущество на сумму около тридцати тысяч рублей, в том числе: автомашина «Волга», кооперативный гараж, моторная лодка, румынский гарнитур стоимостью пять тысяч семьсот рублей и многое другое.
Изъятые ценности, наличие большого количества дорогого имущества говорили сами за себя. Семья Гия жила явно не по средствам. Помимо этого, Гий приобрел для дочерей две кооперативные квартиры: одну в Тернополе, вторую в Киеве. А для получения многокомнатной квартиры в городе Киеве Гий записал в состав своей семьи дочерей, зятя и даже внуков, которые проживали в Тернополе.
Самого хозяина в тот день дома не оказалось, он поправлял свое «пошатнувшееся» здоровье в одном из лучших санаториев Советского Союза.
И вот пришел час, когда ко мне в кабинет ввели задержанного Гия. Выглядел он лет на пятьдесят пять, был выше среднего роста, с темно-коричневым припухшим лицом, со следами крымского загара, тупым коротким носом, маленькими, как у барсука, глазами, оттопыренными губами, подчеркивавшими надменность и высокомерие.
Войдя в кабинет, Гий не поздоровался, злобно заскрипел зубами:
— Я взяток не брал. За незаконное задержание вы ответите по всей строгости закона.
— Здравствуйте, Петр Емельянович, — перебил я его. — Культурные люди должны прежде всего здороваться.
— Не желаю из-за вас… — продолжал Гий.
— Садитесь. Успокойтесь.
Но он кричал, продолжая размахивать руками.
Понадобилось немало усилий, чтобы остановить его.
Наконец-то он сел, злобно уколов меня зеленоватыми, бегающими глазами.
«Откуда у него столько злобы? — подумал я. — Неужели он надеется выкрутиться, как уходил от ответственности добрый десяток лет?»
Первым делом я решил убедить его в том, что утаивание правды бесполезно, что только раскаяние — верный путь защиты.
Что ему было надо? Ведь у него было все: хорошая должность, приличная зарплата (получал он до восьмисот рублей в месяц), прекрасная квартира, обставленная по последней моде, обеспеченная семья, автомашина, гараж… От государства взял все, а чем ему отблагодарил?
Поначалу я решил не вступать в полемику с Гием, дать ему высказаться до конца, выслушать весь арсенал его возражений. Допрос — не простое следственное действие, это состязание двух сторон процесса. И при допросе один пропущенный вопрос, поспешность, неверный тон могут сбить с пути, завести в тупик. Потом придется терять уйму времени, чтобы восполнить упущенное.
Допросы шли изо дня в день. За пять дней было исписано свыше восьмидесяти листов бумаги. Но Гий по-прежнему все упорно отрицал, стараясь все запутать и ускользнуть от прямых ответов. На многие вопросы отвечал поверхностно, умышленно упуская из виду детали сделок, жалуясь на головные боли и провалы в памяти.
Протоколы его допросов пестрели противоречиями, которых Гий не замечал, делая вид, что из-под его пера выходит одна только правда. Но то была одна ложь.
— Вы меня не учите, я сам грамотен и умею постоять за себя. Будьте спокойны, — отвечал Гий на мои дополнительные вопросы.
По поводу кинокамер, фотоаппаратов, магнитофонов, радиоприемников отвечал, что он их купил в Москве, прямо на улицах, у неизвестных лиц.
А на вопрос — зачем купил три одинаковые кинокамеры — ничего не ответил.
Связи с Бассом категорически отрицал:
— Вы уничтожили меня как ученого, как хирурга и как человека!
— Зря вы на меня в обиде. Я выполняю свой служебный долг. За преступление нужно отвечать. Пришло время. Наберитесь мужества и начните рассказывать.
— Ни за что!.. Я не виновен, — кричал Гий. — Вы, вы меня уничтожили!..
— Гий, вы сами себя уже давно уничтожили, встав на путь преступления.
Прошло еще несколько дней напряженной работы, и я решил перейти в наступление.
Начал я с того, что упрекнул Гия в нетактичном поведении на допросах, в невыдержанности, лжи и тут же зачитал некоторые выдержки из его показаний, а также свидетелей, подтвердивших его знакомство с Бассом. Напомнил о том, что Басс заказывал для Гия и его семьи костюмы в ателье № 32 в Черновцах, куда ездили в одной машине Басс, Гий и его жена. Доказал, что кинокамеры, фотоаппарат японской фирмы он не покупал, а вручены они ему жителями Тернополя Гримблатом и Кабанцом как взятки.
Гий замахал руками.
— Нет, нет, только не это.
Но я продолжал дальше:
— Малогабаритный японский телевизор вручил вам Хомчук, магнитофон «Телефункен» — Сорокин.
Он вскочил, прошелся по кабинету, затем понял, что запираться нет смысла, я располагаю неопровержимыми фактами, уликами, документами, так называемыми «немыми» свидетелями, и решил сдаться.
— Ладно, пишите. Было всего два случая — гонорара! — выдавил, тяжело вздыхая.
— Всего два? А может, двадцать два?
— Что вы, что вы, господь с вами, — замахал руками.
— Господь не поможет, придется рассказывать.
Гий попросил воды. Я подал ему полный стакан. Он выпил, сел, расстегнул ворот рубашки, глубоко дыша, уставился на меня жалобными глазами. Нужен был еще небольшой толчок с тем, чтобы окончательно убедить его в бессмысленности запирательства.
— Сегодня вам будет предъявлено обвинение, постановление уже составлено, — спокойно сказал я ему.
— Обвинение? — встревожился Гий. — Без моего признания?
— Конечно.
— Тогда пишите, все расскажу начистоту.
— Вот бумага, пишите сами. Только правду.
Я дал ему чистые листы бумаги, а сам подошел к окну.
Было воскресенье. Солнечный день. Тишина. Не шелохнется ни один лист на деревьях. Люди толпами сновали по улице. Их разноцветная одежда, сливаясь в едином потоке, напоминала огромный движущийся ковер. Люди отдыхали, веселились. А я томился в душном кабинете. Я умышленно не подходил к Гию. Пусть сам пишет. Заговорила ли совесть? Правду говорят: совесть не едят, с ней живут. Есть ли она вообще у него?