Оказалось, что Мельников, получая зарплату сорок пять рублей, выстроил двухэтажный дом из восьми комнат, гараж, приобрел автомашину «Москвич», пианино, холодильник, телевизор. Букач месяц тому назад купил дачу за двадцать тысяч рублей. Михно приобрел автомашину «Победа» и мотоцикл.
Каждого из задержанных расспрашивал в отдельности. Все соглашались, что проявляли халатность в работе: мол, в потоке бумаг запутались. Что касается строительства домов, приобретения автомашин и другого ценного имущества, отвечали в один голос: «Жизнь после войны наладилась, нужно подумать о культуре. Маленькая зарплата? Родители зато богатые!»
Преступную связь с работниками артели «Красная Звезда» все отрицали. Правда, Мельников назвал один случай, когда вместо шерстяного тряпья они получили хлопчатобумажное. Поднялся шум, к ним приезжал Грибанов и уладил этот вопрос: привез восемьсот рублей. Эти деньги забрал Михно.
Михно же данные обстоятельства отрицал.
На нашем пути вновь встали трудности: длинная цепочка с множеством обособленных звеньев. В каком же звене кроется разгадка?
Назначив документальную ревизию по фабрике «Химчистка» и оставив оперативную группу в Симферополе, мы с Тутовым возвратились домой.
Допрос Грибанова ничего не дал. Решено было вернуться к артели «Красная Звезда». При проверке выяснилось, что в артели имелось два заготовительных пункта. За каждым из них было закреплено восемь — двенадцать штатных и нештатных заготовителей, которые за наличный расчет скупали у населения утильсырье, сдавали его на заготовительный пункт, где оно сортировалось, а оттуда поступало в концервальный цех. В конечном итоге сортированное и промытое тряпье перерабатывалось на обтирочные концы.
— Хм! Заготовка!.. и концы! Действительно, концы в воду, — вздохнул Тутов.
— Начнем снова с документов.
— Их не найдешь теперь. Многие сгорели, а остальные вряд ли нам помогут — второстепенные, — махнул рукой Тутов.
— Вторые экземпляры документов остались на руках у заготовителей и заведующих пунктами, — возразил я. — Важно сейчас их заполучить. И пора заниматься «фонарями». Нужны хорошие оперативники.
— Бери Камочкина и Стародубцева, — тут же решил Тутов. — Ребята надежные, не подведут.
Наше вмешательство вызвало переполох среди дельцов.
Почти каждый день Камочкин и Стародубцев раскрывали их связи. Преступники выдавали себя даже на самых малых «операциях».
Через день ко мне, запыхавшись, прибежал Камочкин:
— К Кирюхину зашел подозрительный тип. Средних лет мужчина, в кожаной куртке, с большим чемоданом.
— Понаблюдай за ним, — предложил я.
Через неделю Камочкин позвонил мне домой и сообщил, что мужчина в кожаной куртке вновь явился к Кирюхину.
Мы нагрянули туда с обыском. Стали стучать. Нам никто не ответил. Обратились к соседям.
— Дома они, — ответили те.
Пришлось взломать дверь. Кирюхина стояла у стенки и дрожала. Руки ее были в ссадинах и в крови.
— Почему у вас руки в крови?
Кирюхина ничего не ответила, спрятала руки под передник, села в угол, притаилась. Она в летах, но следит за собой: хорошая прическа, подведенные карандашом брови, накрашенные губы. Мужчина забившись в угол, искоса поглядывал на нее. Мы приступили к обыску. Многие вещи из дома уже исчезли: холодильник, телевизор, пианино, магнитофон, аккордеон. Удивительно было и то, что в доме не нашлось ни одного рубля. Словно после тщательной «ревизии». Особенно по этому поводу негодовал Тутов:
— Как же вы живете без денег?
— Так и живем. Еле концы с концами сводим, — вздохнула Кирюхина. — Представьте, на кусок хлеба нет.
Паспорта на пианино, телевизор, радиоприемник, аккордеон спрятать не успели.
— Берите, берите, это чужое… Отец перед смертью отдал, — ответила хозяйка, сверкнув злыми глазами.
Начали составлять протокол. «Неужели ошиблись с обыском? — засомневался я. — И кто этот мужчина? Любовник? Так по возрасту вроде не подходит…»
Я отложил протокол и решил еще раз пройтись по комнатам. Зашел в туалетную. И тут обратил внимание на унитаз, переполненный водой. Присмотрелся. Сверху плавали какие-то клочки лощеной бумаги. Выловил одну из них. Рассмотрел. Так это же кусочек денежной купюры! Вот почему у Кирюхиной окровавленные руки. Увидев нас, она заметала следы — прятала деньги в унитаз.
Я позвал к себе понятых и хозяйку. Понятые подошли, а Кирюхина бросилась бежать. Ее настигли на улице, привели обратно.
— Что здесь? — спросил я.
— Сами видите — мусор, — процедила она сквозь зубы.
— Ничего себе мусор! — вскрикнул Тутов. — Вот и кусочки купюр сторублевых.
Сняли унитаз. В сточной трубе мы обнаружили большой комок разорванных облигаций трехпроцентного займа, сберегательных книжек на предъявителя и купюры денег. Всего на сумму свыше восемнадцати тысяч рублей.
Кирюхина была задержана за сокрытие похищенного.
Сразу же после этого мы сделали обыск и у Золотаря, как назвался мужчина. У него было обнаружено немало: одиннадцать сберегательных книжек на предъявителя с остатком вкладов на шестнадцать тысяч рублей, на семь тысяч облигаций трехпроцентного займа, десять золотых монет царской чеканки, шесть золотых часов, золотые кольца с бриллиантами, два золотых слитка по сорок граммов.
— Это не мое, — стал отнекиваться Золотарь. — Попросили люди схоронить.
— Кто вам передал эти ценности? — поинтересовался я.
— Люди. Просят — храню, два процента за это платят.
— Значит, банкиром стали?
— Какой из меня банкир? Просто доживаю свои денечки, — скривился Золотарь.
— Чьи же ценности?
— Не помню. Фамилии не спрашивал. У нас все по-честному.
— Рискуете, Золотарь, — сказал Тутов. — Дело серьезное. Можете проиграть…
— Я все сказал, врать не собираюсь, — буркнул тот.
Хотя, по всем правилам, я должен был арестовать Золотаря, но не стал этого делать. Я решил пойти на психологическую хитрость. Из поведения Золотаря мы понимали, что обнаруженные у него ценности — только часть, остальные нужно искать. Как и где? Я вызвал Золотаря в прокуратуру. Он явился вовремя. Прихватил с собой большую сумку. В коридоре нервничал. То и дело схватывался со стула. Затем возвращался на свое место и рылся в сумке. Я разложил на столе изъятое у Золотаря золото. Правда, заменил его прежнюю упаковку: заполнил стеклянную банку, жестяную коробку и просто положил россыпью.
Позвал Золотаря. Он вошел, сел, увидев на столе золото, потянулся к нему, но тут же спохватился отдернул руку… Нижняя губа у него задрожала.
Золото на него подействовало и, используя его растерянность, я задал первый вопрос:
— Ваше?
— Мое, — выпалил он. — Извините… Я забыл вам сказать… Это вы забрали у моей сестры?
Я кивнул головой, хотя ничего о его сестре и не знал.
— В Харькове она постоянно прописана, а живет с внуком в Полтаве, — затараторил Золотарь. — Так получилось… Моя жена отказалась ее принять.
Я не перебивал его, и он продолжал:
— Почему-то не мирят они. Бабы… А все это из-за того, что я свою сразу не прикрутил, попустил удила — и получай: на старости лет негде голову приклонить.
— А у кого еще вы прятали золото? — наступал я.
— Вы же сами знаете. То, что в коробке, у соседки Сони…
Затем Золотарь задумался, посопел носом и сказал:
— Спрятал от своей карги, на черный день. Там мало. Не хотела брать. Еле упросил. Оставьте ее в покое, она женщина честная…
— Продолжайте, продолжайте… — Я понимал, что упускать инициативу нельзя. — Эта Соня… Она могла и не отдать всего. Пересчитайте хорошенько. Там двадцать две монеты…
— У Никитина тоже? — не удержался Золотарь. И тут же осекся, замахал руками, схватился за голову. — Я спутал.