Спали они долго, а проснувшись, решили, что пора отправляться домой. Так и не придя в себя окончательно, купили за двадцать пять солей плот и, шумно распрощавшись со всеми, спустили его на воду. И все не могли нарадоваться своей покупке — чудо, а не плот: пятнадцать бревен одно к одному, крупные, прямые, и скреплены лианами, а ведь лианы гораздо лучше, чем проволока или веревка — они не ржавеют и не гниют. На середину свалили всю поклажу — мелассу в корзинах из тростниковых листьев, связки бананов, тыквы с каньясо, дорожные сумки, пончо, и при этом плот — сразу видно, деньги не зря плачены, — совсем не залило водой и ничего не подмокло. От такого плота глаз не оторвешь!
— Счастливо-о-о-го пут-и-и! — кричали с берега.
Братья размахивали в воздухе веслами, благо направлять плот почти не приходилось. Он шел легко, передняя его часть, срезанная полукругом, немного приподнималась над водой, к корме он сужался, а слушался совсем как дрессированный. Вот первая излучина, и шикунский причал, вместе с продолжавшей что-то горланить ватагой парней, скрылся из виду. Впервые за столько дней братья остались одни. Они молчали, не зная, что сказать друг другу, хотя могли бы сказать многое. Что-то смутное, но неотвратимое и тревожное встало между ними. Ведь Артуро согласился плыть сейчас только потому, что брат уж очень настаивал и никого не хотел слушать, а под конец и вовсе расхвастался: подумаешь, пройти Эскалеру! Это все равно что чихнуть!
Рохе, желая завязать разговор, заметил:
— А плот-то хорош…
— Еще бы не хорош! Зато и денег хороших стоит…
Плот скользил, мягко покачиваясь. Там, где течение было слабым, хватало одного-двух ударов весла, чтобы не дать воде залить бревна и подмочить поклажу. Артуро свое дело знал, даже самые большие волны ему покорялись и робко жались к плоту, как будто хотели лизнуть его, прежде чем растаять. Река то текла прямо, то плавно поворачивала вправо или влево, то причудливо петляла. Но течение пока было тихим, и братья могли спокойно разглядывать берега. Там на пологих склонах зеленели смоковницы и гуаранго, а на скалах застыли молчаливые кактусы, украшенные круглыми кроваво-красными цветами. Иногда пролетали крикливые попугаи, а иногда бросалась к горам вспугнутая лань — может быть, она приходила на водопой, а может, просто отдыхала в тени.
— Быстрые они, как черти! — сказал Рохе.
Артуро молчал, он жевал коку и напряженно вглядывался туда, где за дальним поворотом притаилась Эскалера. Он даже не заметил тропинку, по которой они скакали когда-то, увозя Люсинду. Тропинка тонкой ниточкой вилась по скалам и терялась на берегу. Артуро сидел впереди, на связке канатов, которыми подтягивают плот к берегу, и внимательно наблюдал за струйками, тихо журчавшими между бревнами. Рохелио понял его беспокойство.
— Скоро Эскалера?
Артуро слегка повернул голову к брату, — тот как будто врос в корму, поворачивая плот, — подумал немного и сказал:
— Если мы доберемся до нее сегодня, то только к ночи, но смотри, какая вода — не высокая и не низкая.
Они как раз поравнялись с острым выступом скалы. Артуро объяснил:
— Если вода не доходит вон до той выемки наверху, это плохо… А если спадает, но голубые камни все-таки остаются под водой — еще хуже. Сейчас как раз — посередине, так что ничего хорошего…
Рохелио уверяет:
— Да проскочим, не бойся… проскочим…
— Это не так просто, — твердит Артуро, — ведь ночью там темно, как в могиле… И есть места, где и днем не светлее. А солнце-то уже низко…
Было около четырех, когда погасли солнечные блики на воде. На одном берегу вверх по склону пополз красноватый свет, а следом за ним потянулась огромная тень, повторяющая очертания противоположного берега. Артуро опять принялся за свое:
— Лучше было бы выбраться на отмель, привязать плот и переночевать на берегу… Я знаю, что говорю, восемь раз здесь проплывал…
Но Рохелио заупрямился:
— Ну и что?… Ей-богу, я думал, ты смелее… Не сомневайся, проскочим…
Артуро не ответил. Конечно, ему не хотелось показаться слабее младшего брата, но ничего, этот бахвал еще узнает, почем фунт лиха… Отправив очередной шарик коки в рот, — мы, чоло, любим, чтобы кока радовалась и горевала вместе с нами, — Артуро пробормотал:
— Ну, как хочешь…
Оба опять замолчали, разделенные взаимной обидой. Артуро понимал, что брат храбрится по молодости лет, а тот, в свою очередь, решил, что Артуро просто спасовал в трудную минуту. Теперь они правили плотом молча. Да и о чем тут говорить — дело ведь не хитрое. Удар веслом с одной стороны, потом с другой, и плот, послушно повернувшись, скользит, как лебедь. Чем ниже садится солнце, тем выше по отвесным скалам и крутым обрывам взбирается оранжевый закатный свет. И, оттесняя его к горным вершинам, упрямо ползет огромная тень, ползет, торопится спрятаться за гребнем хребта, чтобы над рекой, из которой сама она вышла, скорее опустилась ночь.