— На все воля божья… И кто может знать, почему да отчего? Никто, кроме господа бога…
— Никто, кроме господа… — эхом отзывается Люсинда, не переставая сматывать в клубок серую шерсть с мотка, надетого на руки доньи Мельчи.
Маленький Адан, усевшись рядом с отцом, ловит каждое слово взрослых, хотя почти ничего не понимает. А Артуро — известно, как он уважает образованных людей, — замечает, хотя и не очень уверенно:
— По-моему, люди ученые, городские, все знают.
Дон Матиас прерывает его, повысив голос, чтобы слова звучали убедительней, да и дождь сильно расшумелся — ничего не слышно.
— Это они так говорят, но одно дело говорить и совсем другое — знать и видеть собственными глазами…
Сильверио Крус только и ждет момента, чтобы вставить словечко.
— Вот заладил дождина проклятый… Но зато, пока он меня тут держит, я вам кое-что расскажу, как раз про это самое, про то, как помирают птицы… Слушайте…
— Чего ж не послушать, говори…
— Когда я был мальчонкой, моя мать рассказала мне историю, которую слышала тоже в детстве… Будто один человек пошел за хворостом, да только ничего ему не попадалось, так что забрался он в самую глубь ущелья… Кругом все лес да лес, а хвороста нет, одни сырые сучья… Он бы и дальше пошел, да вдруг слышит, птицы поют… Свернул он к тому месту и видит: большая поляна, деревья кольцом стоят, а на них птиц видимо-невидимо… пестрые, зеленые, серые, желтые… Ну, всякие, всякие… Он даже и названий-то всех не знал, а многих никогда и не видал… Стоит он, слушает, с места сойти не может, будто затмение какое нашло… А птицы поют в лад, сроду никто таких песен не слыхивал… И вдруг все сразу примолкли, а одна совсем старая птица — у нее и блеску-то уж в перьях не было — снялась с самой высокой ветки и кругами полетела вверх, и поднялась так высоко, что человек разглядеть ее больше не мог, да и птицы тоже потеряли из виду. Одним словом, взвилась та птица к облакам, а потом и за облака, в самое небо, вот оно как…
— Ишь ты, — удивляется старик, — это и на смерть-то не похоже!
— Вот такая она и есть, птичья смерть, — продолжает Сильверио, — потому что небо птицу очень просто принять может, грехов-то у нее нет…
— Ишь ты…
Рассказчик воодушевляется еще больше, ведь его слушают так внимательно, а женщины даже рты раскрыли от удивления.
— Потом было вот что. Когда птицы приметили того человека, одна подлетела к нему, села на ветку поближе и заговорила человечьим голосом, будто это вовсе и не птица была: «Ты, говорит, видел такое, чего ни одному человеку еще не довелось видеть. Если проговоришься хоть одним словом — помрешь». А человек отвечает, что нет, мол, не проговорюсь. И правда, так никому ничего и не сказал, помирать-то кому охота?..
— Ишь ты, — все удивляется дон Матиас. — Очень все это похоже на правду, а то как же так — жил я жил, а ни разу не видал, чтобы птица своей смертью померла…
Сильверио Крус дует на плошку, чтоб не погасли угли, отставляет ее в сторонку и принимается за коку — он очень доволен своим рассказом.
И вдруг Артуро взял да все испортил.
— Если тот человек ничего никому не рассказал, откуда же об этом люди узнали?
И, видя, что все озадаченно молчат, добавляет:
— Сказки это все…
— И верно, сказки, — подумав немного, соглашается старик.
Гость, теперь уже безо всякой уверенности, старается поправить дело:
— Он во сне будто проговорился, так что вины его в том никакой не было…
Все дружно хохочут:
— Да где же это видано, чтоб такие истории во сне рассказывали?
Даже Адан улыбается во весь рот, вон как сверкают белые зубки на темном круглом личике! Огорченный рассказчик неохотно уступает:
— Не знаю, только мать мне в точности все так рассказывала…
И быстро собирается домой. Пора, а то совсем стемнеет и ливень разойдется пуще прежнего.
— Что, у вас там в ущелье вода сильно поднялась?
Хижина Сильверио стоит у самого выхода из ущелья.
— Нет, не очень… Пока ничего страшного, ущелье-то глубокое.
Спрятав плошку с угольками под пончо, он выходит на улицу. Дождевая кудель ложится на его плечи и спину. Вскоре он исчезает за деревьями.
Сверкнула молния, ударил гром, дождь хлынул как из ведра, и застонал совсем по-человечьи ветер. Старик прислушался:
— Не иначе как в ущелье обвал будет… Очень уж сильно склоны подмывает. Да и собаки вон как разлаялись, слышите?
И правда, по всей долине лаяли и тоскливо выли собаки.
XII. ВОЛЧАНКА И ГОЛУБАЯ ПУМА