— Как его зовут?
Антука не ответила. Значит, они правда хотят его увести. Тощий, высунув язык, изо всех сил натягивал веревку.
— Говори, как его зовут, дура!.. Благодари бога, что я тебя не тронул. Очень уж молода!
Антука задрожала:
— Его зовут Тощий.
— Тощий! — повторил Хулиан, глядя на собаку. — Тощий! Смешное имя.
И пришпорил коня. Тощий не шел, и Хулиану пришлось тащить его за веревку.
— Стегни-ка его разок-другой, — приказал он Бласу.
Блас, который держал на прицеле остальных собак, подъехал и хлестнул Тощего плетью. Пес метнулся в сторону и снова растянулся на земле. Позвали Дружка. Он приветливо подбежал к Тощему, но тот зарычал и яростно сверкнул помутневшими глазами. Тогда Блас опять хлестнул его, но пленник не сдался, и Хулиан снова поволок его. Собаку хлестали и волокли, пока всадники не исчезли за холмом. Тогда Антука очнулась, заплакала и закричала. Собаки выли, глядя туда, где скрылись непрошеные гости.
Висента вышла из-за камней, увидела, как горюют сестра и собаки, и забыла о своих собственных волнениях… Сколько раз она держала Тощего на коленях, когда он был еще щенком! Вот бедняга… Она попыталась утешить сестру:
— Не плачь, ну, ну, не надо… Мы выберем тебе щенка из следующего приплода.
Но Антука все всхлипывала.
— Не плачь, Антука, не плачь. Мы выберем тебе щенка и назовем его, если хочешь, «Гвоздичкой»…
Но ей самой было горько, по ее щекам катились крупные слезы.
VI. СОБАКА БАНДИТА
Тощий слышал, как воют псы, и еще ему казалось, что он слышит плач Антуки. Да, это она так жалобно плакала. Сердце у него забилось быстрей, ему стало совсем плохо. Он упирался все сильнее; его волокли по земле, кости у него болели, он вывалялся в грязи, но все-таки не вставал. Наконец ему удалось забиться в какие-то камни. Хулиан чертыхнулся:
— Голову оторву! — Он придержал лошадь и обернулся к брату: — Каков, а? Ну и Тощий!..
Блас ответил:
— Может, лучше с ним по-хорошему…
Хулиан спешился и подошел к псу, который злобно смотрел на него. Дружок держался на почтительном расстоянии. Хулиан присел около Тощего на корточки: что-то он слишком тяжело дышит. Петля крепко сдавила шею, оставив вмятину в густой шерсти. Хулиан протянул руку, но Тощий ощерился. Пришлось изменить тактику: Хулиан схватил Тощего за загривок, прижал к земле, ослабил петлю и стал легонько похлопывать по голове и спине.
— Тощий, Тощенький, сам иди лучше, а? Зачем ты так маешься? Ведь все хорошо.
Тощий цеплялся за камни и ворчал.
— Видишь, — сказал Блас. — Оставь его. Он пойдет.
Хулиан снова сел на коня и слегка потянул за веревку.
— Тощий, эй, Тощий, ну — пошли, друг…
— Друг? — усмехнулся Блас. — Он у тебя скоро человеком станет.
Оба засмеялись.
— Смотри-ка, опять не идет, — сказал Хулиан и потянул сильнее. — Слезь и задай ему трепку. Бей, пока не послушается.
Тощий совсем извелся. Он больше не слышал ни воя собак, ни плача Антуки. Только голоса этих страшных людей оглашали безлюдные просторы. Но идти он и не собирался. Пусть тащат, пока не удушат. Может, он вырвется. А может, им надоест, и они его отпустят. Так он думал. Сразу видно, что пес этот плохо знал людей, — ведь он привык к послушным овцам, к нежным рукам Висенты и Антуки, а бил его только Тимотео, да и то очень редко, за едой. Теперь он знакомился с человеком, упрямым и жестоким зверем, от которого не жди добра, если не сдашься.
Блас спешился и отвязал кнут, который свисал с задней луки седла.
— А ну, марш! — сказал он и, подойдя к Тощему, взмахнул кнутом.
Собака лежала, прижавшись к земле, и ни добром, ни злом нельзя было ее оторвать. Тощий хотел одного, чтобы сняли петлю. А кнут не очень-то его пугал — ведь раньше он кнутов не видел. Его били только палкой, и он не знал, как обжигает удар кнута.
— Ладно, — сказал Хулиан. — Раз он так — задай ему.
Блас снова взмахнул кнутом. Кнут просвистел над головой Тощего, глухо щелкнул — очень уж густа была шерсть — и обвился змеей вокруг собаки. Удар был, как ожог, Тощего пронзили тысячи раскаленных игл. Блас хлестал пса, а Хулиан тянул веревку. Наконец Тощий шевельнулся, и Блас вытащил его из-за камней. Ему дали отдышаться, потом веревка натянулась снова. Тощий уперся опять, но веревка не ослабевала.
— Добавь-ка ему, — приказал Хулиан.
Блас спросил:
— Что, метку оставить?
— Давай…
Кнут поднялся, описав в воздухе круг, навис над измученным псом, задержался на мгновение и звонко хлестнул по заду. Обнажилось мясо, красное, как лепесток цветка. Тощий жутко взвыл.