Одноглазый стоял в недоумении, поглядывая то на Иноземцева, то на того, кого называли Борода.
– Ну, иди...
Борода толкнул ногой дверь и пропустил вперёд одноглазого.
Они довольно долго шли по изрытой, загаженной земле, вдоль проволоки, пока не вышли к воротам лагеря. Часовой посторонился – и одноглазый очутился за проволокой. Борода по-прежнему шёл с ним, несколько позади. Одноглазый всё время оглядывался, ожидая выстрела в спину.
Вдруг Борода остановился и опять сказал:
– Ну, иди.
– Куда?
– Куда хочешь... Чтобы духу твоего здесь не было! Ты у нас новый человек, наших дел не знаешь – ещё беду сделаешь.
– Слушай, дядя, – сказал одноглазый. – Ведь ты знаешь, куда я пойду.
– Твоё дело, – нехотя ответил Борода. – Но чтобы я тебя больше не видел.
Возвращаясь в лагерь, Борода в воротах увидел грузовик. В кабинке, рядом с шофером, сидел Иноземцев.
Он открыл дверцу и тихо сказал Бороде:
– Мост на сорок седьмом километре закончим – будет порядок. А не кончим к воскресенью – башки поотрываю, и тебе первому, – и ещё тише добавил: – Немцы горячку порют! Тебе понятно?
Только в одиннадцатом часу Иноземцев добрался в Плецк. Из дорожного управления он позвонил Шнапеку и доложил, что фон Мангейм остался на 54-м километре, в лесу, и следовало бы послать туда на всякий случай патруль егерей.
– Хорошо, – ответил Шнапек. – Приходите сейчас на мою квартиру.
Глава XVIII
Про что куковала кукушка
Охота группенфюрера фон Мангейма началась с того, что он, проснувшись, выстрелил в сороку, сидевшую на суку, и промазал.
Сорока улетела. Фон Мангейм постоял на поляне и приказал налить себе из термоса кофе. После того как уехал Иноземцев, фон Мангейм почувствовал беспокойство. Уверенность молодого русского, его хладнокровие хорошо действовали на группенфюрера. По правде говоря, фон Мангейму хотелось вернуться, но мысль о встрече с комендантом останавливала его. Шнапек, конечно, поймёт, почему группенфюрер потерял вкус к охоте на лося. В конце концов это он, Шнапек, придумал предлог для того, чтобы Иноземцев уехал в самом начале охоты. И если фон Мангейм вернётся, не убив этого проклятого лося, хорош он будет в глазах офицеров!
Узкая просека лежала перед группенфюрером. По этой просеке надо было идти до тропинки, а потом добраться до места, называемого по-русски «сечей», то есть до вырубленного леса. Здесь люди Иноземцева видели следы лося, здесь полковник Мюльбах убил великолепное животное, рога которого украшают офицерское казино.
Фон Мангейм приказал шоферу оставаться на поляне, у машины, а сам, натянув болотные сапоги, в сопровождении двух вестфальцев зашагал по просеке.
Один из телохранителей – Готвальд – шёл несколько впереди: ему было приказано держать автомат наготове. В сущности, это была излишняя предосторожность. С тех пор, как убили Разгонова, в этих местах никто не слышал о партизанах.
И всё же этот тоскливо шумевший лес, в котором были разбросаны заржавевшие винтовки, патроны, осколки снарядов, гранаты и кое-где трупы в истлевших тёмно-зелёных куртках, наводил беспричинную грусть. Даже сытые, здоровенные вестфальцы в недоумении и тревоге озирались по сторонам, особенно когда просека кончилась и надо было свернуть на тёмную тропинку, где под ногами хлюпала вода.
Они шли уже больше двух часов. Облака поредели, пригревало солнце, но в густом молодом лесу не стало светлее. Где-то далеко справа прокуковала кукушка. Готвальд вдруг остановился и показал рукой на землю. На влажном мху ясно виден был овальный, наполненный водой след. Дальше след терялся – тропинка была завалена пожелтевшей листвой.
Фон Мангейм заставил вестфальцев идти тише. Теперь кукушка куковала где-то слева.
– Как здесь много этих противных, наводящих тоску птиц!... – вслух подумал фон Мангейм.
И точно в ответ его мыслям кукушка прокуковала где-то сзади. Через некоторое время охотники попали в бурелом. Приходилось то и дело перелезать через стволы поваленных деревьев. Фон Мангейм снова увидел следы лося. «Нет, этот Иноземцев – честный малый», – подумал он, и как раз в этот миг дважды прокуковала кукушка. И вслед затем лесную тишину разбили два выстрела. Шедший впереди Готвальд вдруг опрокинулся навзничь. Фон Мангейм судорожно обернулся. Второй вестфалец падал на землю лицом вперёд. В то же мгновение нога Мангейма наткнулась на что-то податливое: стволы деревьев полетели куда-то вверх, земля ушла из-под его ног, чёрная бездна сомкнулась перед глазами, и он потерял сознание.