– А не помните ли вы студента старшего курса по фамилии Краузе. Густав Максимильянович Краузе?
– Краузе? Позвольте, Краузе... Он когда окончил политехникум?
– Именно в те годы.
– Краузе... Нет, вы напрасно хвалили меня – не помню. Да ведь 30 лет прошло, это не шутка.
– Конечно.
– Но вот был у меня инженер Головин, тоже рижанин, и как раз тех лет. Он помоложе и, вероятно, помнит.
– Головин? Он москвич?
– Старый москвич. Теперь работает на Урале.
– И учился в Риге, в политехникуме?
– Он недавно ко мне заходил. Но, насколько я помню, он кончал курс, когда я уже покинул Ригу. Учился он у Розена, так что там мы не встречались... Рижан, вероятно, по тем временам, Головин хорошо помнит.
– Прекрасно, – оказал Смирнов, – ещё одна просьба к вам, Андрей Андреевич... Не говорите никому о разговоре, который у нас был сегодня.
– По поводу этого Краузе?.. – Андрей Андреевич долгим взглядом посмотрел на Смирнова. – Понимаю... Понимаю.
Крепко пожав руку Андрею Андреевичу, подполковник пожелал ему доброй ночи.
Глава XXIII
Главное – помни его
Соня почти месяц не встречала Георгия Ивановича Головина и даже обрадовалась, когда увидела его на остановке трамвая. Головин рассказал ей, что сейчас для него самая горячая пора: комиссия производит последние испытания заменителей цветных металлов, вот почему он перестал бывать в читальне.
– Я всё время чувствую себя немного неловко, когда встречаю вас...
– Почему?
– Вспоминается нелепый разговор, который я затеял тогда в вагоне.
– Пустяки... Я давно всё забыла.
– Поймите, – волнуясь, говорил Головин, – только полное одиночество могло толкнуть меня. Русский человек: что на уме, – то на языке...
– Я понимаю.
– Ну я рад, что мы объяснились. В читальне вокруг всегда люди, в театре вы были не одна... Буду рад, если заглянете ко мне. Непременно приходите.
Подходил трамвай. Пожав руку Соне, Головин вскочил в вагон.
Она решила идти пешком и минут через сорок дошла до своего дома. Её удивило, что калитка была отперта. Она поднялась на крыльцо, постучала в окно. Ей открыла соседка; в полумраке коридора она увидела кого-то в шинели. Женский голос назвал её имя и фамилию.
– Это я, – ответила Соня.
– Я к вам, – оказала девушка в военной форме.
Соня открыла дверь в свою комнату и впустила гостью. Она увидела девушку с пышными волосами, энергичным лицом и очень живыми серыми глазами.
– Вы меня не знаете, – снимая берет, сказала гостья, – я пришла к вам узнать: нет ли у вас вестей о Жене Хлебникове?
Наступило довольно долгое молчание.
– Садитесь, – наконец вымолвила Соня, – снимите шинель, здесь тепло.
– Спасибо... Мне сказали, что вы, только вы знаете, где он и что с ним... Я видела его полгода назад.
– Женя погиб, – сказала Соня.
– Погиб?! – всплеснув руками, воскликнула девушка. – Господи, а я не знала... Как нехорошо получилось. Шла сюда и думала, что у вас всё благополучно. Я знаю вас по рассказам Жени – знаете, как это бывает на фронте: люди рассказывают друг другу, кого они оставили здесь, в тылу, рассказывают о самом дорогом.
Гостья замолчала и внимательно посмотрела на Соню.
– И давно это стало известно?
– Три месяца.
– Ну, может быть, это ещё не факт. Бывают ошибки.
– Я тоже надеялась, – тихо сказала Соня, – но с каждым днём уходит надежда.
Девушка продолжала смотреть на Соню долгим и внимательным взглядом.
– Я была на вашей старой квартире, в Москве, сказали, что вы в Зауральске. А у меня здесь как раз родные. Вот я и разыскала вас. Да ведь мы не познакомились как следует, – спохватилась гостья. – Люся Игнатьева – моя фамилия.
Она вдруг встала с сундука, на который присела, подошла вплотную к Соне и положила ей руки на плечи.
– Милая ты моя, – ласково сказала она, – милая моя, главное – не забывай Женю, главное – помни его.
И они обнялись.
Глава XXIV
Уравнение с одним неизвестным
Ослепительно голубое небо и холодное блистающее солнце низко стояли над городом, за ночь намело высокие снежные холмы, они дымились белым дымком под сильным, морозным ветром. «Пожалуй, будет буран», – подумал Шорин, потом вернулся к прежним мыслям и сказал вслух:
– Картина получается довольно ясная. Вот анализ вещества, найденного в огнетушителе, – это зажигательная смесь.
Офицер, подполковник, к которому относились эти слова, нарисовал внутри папиросной коробки треугольник и вписал в него вопросительный знак.