– Это всё разно, что осудить человека на смерть.
– В конце концов – да. Но не в этом дело. Меня интересует, как этот хитрец поступит в ту минуту, когда под известными вам приказами ему придётся подписать своё имя. До сих пор он довольно ловко лавировал... Что он делал? Строил дороги. Дороги всегда нужны и всем нужны. А теперь его именем будут уничтожать его родичей. Это ему не может понравиться. Именно тут ему придётся показать своё лицо.
Они ехали очень быстро, на горизонте уже показалась колокольня с пробитым снарядами куполом сельской церкви на полдороге от Плецка.
– Ну, что ж, – задумчиво произнёс фон Мангейм, – вы меня почти убедили... Право, было бы недостойно, если бы я боролся за жизнь этого молодого варвара. В конце концов, чем меньше их будет на земле, тем лучше для расы господ.
На следующее утро после этого разговора Иноземцев узнал, что на станции его ждёт дрезина. Шнапек прислал за ним переводчика Лукса. Переводчик должен был сопровождать нового бургомистра Плецка в хозяйственное управление области, где он получит инструкции высокого начальства.
Иноземцев не выразил ни малейшего удивления, он только сказал посланному за ним солдату, что должен отдать необходимые распоряжения, привести себя в порядок, побриться. На это уйдёт не более часа. Действительно, через час он отправился на станцию и увидел на первом пути автодрезину и возле неё переводчика. Иноземцева провожал на станцию какой-то бородатый русский, с которым инженер простился, обнявшись. Луксу показалось, что Иноземцев при этом шептался с бородатым.
Иноземцев сел рядом с Луксом, солдат – с водителем автодрезины, и они покатили по рельсам с большой быстротой. Мелькали деревья, телеграфные столбы, шалаши дорожной охраны. Под откосом лежали скелеты обгорелых вагонов, пущенных под откос партизанами. Иноземцеву была знакома эта дорога, и он со скукой глядел по сторонам. На 37-м километре его внимание привлёк столб дыма, поднимавшийся в стороне от дороги. Вероятно, кто-то жёг в лесу костёр. Странная улыбка пробежала по лицу Иноземцева. Промелькнул столб с цифрой «38». Здесь, на 38-м километре, железнодорожное полотно пересекали болота и трясина. Иноземцев мысленно отсчитывал секунды: двадцать одна, двадцать две, двадцать три... На двадцать четвёртой секунде он откатил дверь автодрезины, схватил за горло Лукса, со всей силой толкнул его и вылетел вместе с ним. Дрезина умчалась со скоростью 90 километров в час, а два человека свалились в болото.
Иноземцев не мог видеть, что, промчавшись 300-400 метров, дрезина стала замедлять ход. Вдруг между рельсов блеснул огонь, дрезина и люди в ней окутались дымом и взлетели на воздух.
Услышав взрыв, Иноземцев разжал пальцы, державшие за горло Лукса. Убедившись, что немцу больше никогда не придётся исполнять обязанности переводчика при коменданте города Плецка, Иноземцев попробовал встать, но ноги его ушли в болото до колен. Он понял, что попал в трясину. Ступать по вязкой, засасывающей почве было почти невозможно, Иноземцеву пришлось лечь и, напрягая всю силу мускулов, медленно ползти вперёд. Так он выбрался на сухое место и углубился в лес. Он был весь в липкой, чёрной грязи, платье его изорвалось. Иноземцев был недоволен собой: он выбросился из дрезины несколько раньше времени – его люди, взорвавшие машину, остались где-то в стороне. Пока он размышлял обо всём этом, послышался скрип колёс и голос человека, понукавшего лошадь. Вскоре он увидел мужчину в ватнике и шапке ушанке, который правил лошадью, сидя на возу, нагружённом свежесрубленными берёзками.
Немного подумав и присмотревшись к вознице, Иноземцев вышел на дорогу. Возница остановился и в изумлении глядел на незнакомца, с головы до ног вымазанного в грязи.
– Ну, дядя, – сказал Иноземцев, – вот какое дело: пристрой меня как-нибудь на возу, да так, чтобы чужой не увидал. Понятно?
– Понятно, – сердито сказал возница. Он скинул несколько молодых берёз.
Иноземцев не без труда улёгся, возница, как мог, прикрыл его хворостом и теми же берёзками. В таком виде Иноземцев доехал до деревни.
Он вылез из-под хвороста, когда стемнело. Хозяин успел истопить баню. Вымывшись, Иноземцев переоделся в припасённое хозяином тряпьё. Он глядел на измождённые лица хозяина и хозяйки и ни о чём не спрашивал: он лучше других знал горькую жизнь этих людей под немцем.
Хозяйка посоветовала гостю остаться до утра, но хозяин оборвал её:
– Человек сам знает, как для него лучше.
Огородами они вышли к лесной опушке.
– Тут тебе просека будет, пойдёшь по просеке... А там как придётся.