– А ты сам не знаешь?
– Размазня!
– Ну, такая каша.
Звезды бодро сверкали, и все же было темно, лица ее он не видел, однако предполагал, что на нем, то есть на лице, играет насмешливая улыбка. Обычно это сражало его, но сейчас ввергло в неописуемую ярость. Лодка угрожающе накренилась.
– Какой ты прыткий! – сказала Пэт.
– Да? Я же каша.
Пэт хихикнула:
– Ты обиделся, Джонни? Прости, пожалуйста. Ты не каша. Ты просто… ну, благоразумный. Или мудрый, что ли…
Опять эта мудрость! Проплыла ондатра, оставив на воде подобный вееру след. Звезды мерцали и подмигивали. На островке вспорхнула птица. Мудрость! Может быть, Пэт имеет в виду… или намекает…
Нет, конечно! С чего он взял? Там, в аллее, он действовал точно так, как надо. Послушайся он брутального предка в какой-нибудь медвежьей шкуре, ему бы не было прощения. Да-да, «Как ты все испортил!», именно так. Быть может, в свое время предок вполне преуспевал, но не в наши же дни!
Думая все это, Джон рьяно работал веслом и вызвал еще один упрек.
– Куда ты несешься? Хочешь поскорей от меня избавиться?
– Нет, – ответил он.
– А вообще-то пора спать. Знаешь что, высади меня у моста. Я не слишком много прошу? Ты ведь утомился…
Джон проехал в тот день двести миль, но совсем не устал. Плыть он мог сколько угодно.
– Хорошо, – отвечал он.
– Спасибо, – сказала она. – Только помедленней, если можно. Все-таки на воде так приятно… Далеко еще до Уголка Призраков?
– Вон он.
– Ну, не пугайся.
Ров, окружавший усадьбу, прорыл первый Кармоди в ту пору, когда домовладельцы создавали препятствия для посетителей. С умягчением нравов цель его была забыта, и позднейшие хозяева расширяли ров, украшали, уснащали островками, по возможности приближая к живописному озеру. Для вящего сходства посадили несколько мрачных тисов, между которыми, однако, протекал узкий поток воды. Тот, кто не пугался зловещей кущи, вскоре выходил на простор и, миновав мост, оказывался у реки.
– Сколько тебе было, Джонни, – спросила Пэт, – когда ты решился проплыть тут ночью?
– Шестнадцать.
– Ну, больше!
– Нет. Ровно шестнадцать. Я проплыл там в день рождения.
Пэт протянула руку, и ветки коснулись ее пальцев.
– Я бы и сейчас одна не смогла. Меня бы схватила рука скелета, поросшая черной шерстью. Видишь, вот она. А почему ты так расхрабрился?
– Потому что ты сказала, что я там не проплыву.
– Правда?
– Еще бы! Дразнила, не знаю как.
– А ты и купился? Да, ты многим мне обязан. Нет, ты подумай, мы тут бывали совсем детьми, а теперь – усталые, старые, совсем другие…
– Я не другой.
– Это в чем же?
– Ах, не знаю!
Джон опустил весло. Он хотел во всем разобраться.
– Почему ты думаешь, что я другой?
– Эти белые пятна, наверное, гуси.
Джон гусями не интересовался.
– Я… – начал он, – я… – он хотел сказать, что любит ее, но вовремя опомнился и завершил фразу: – совсем такой же.
– Тогда почему ты со мной не общаешься? – упорствовала Пэт. – Бог знает, когда ты приехал, а я только сейчас тебя вижу. И то пришлось швырять камешки в окно. Как по-твоему, приятно бродить в одиночестве?
Джон удивился. Получалось, что он не деликатен, а равнодушен. Казалось бы, если ты объяснился и узнал, что тебя не любят, уйди с дороги, пока не сотрется память о твоей наглости. Да половина несчастных случаев на охоте, в Африке, обязана этой статье кодекса!
– Я не знал…
– Чего?
– Что ты хочешь меня видеть.
– Конечно, хочу. Вот что, Джонни. Ты завтра свободен?
– Да.
– Тогда сбеги из узилища, заезжай за мной и мы устроим пикник, как в старое время. Отец уйдет в гости. Приезжай к часу. Ну как?
Джон опять ответил не сразу. Чувства его были слишком сильны для слов. Тем временем река приняла лодку с той неспешной, важной, сонной любезностью, благодаря которой разумные люди считают ее лучшей из рек.
– Согласен? – осведомилась Пэт.
– Еще бы!
– Вот и хорошо. Даже прекрасно. Значит, в час.
Река журчала, мягко посмеиваясь. Она была доброй и мудрой, а потому посмеивалась, как старый джентльмен, которому приятно, когда молодые люди счастливы.
– Мы часто устраивали пикники, – припомнила Пэт.
– Да, – согласился Джон.
– Просто не пойму, зачем тебе общаться с ехидной, капризной, сварливой девицей!
– Что ты такое говоришь?!
Показался старый мост, едва заметный во тьме. Джон подвел лодку к берегу, она зашуршала в камышах, словно феи заиграли на дудочках. Пэт вышла и повернулась к Джону.
– Теперь я не очень плохая, – тихо сказала она. – Если потерпишь, ты это увидишь. Спокойной ночи, Джонни. Значит, к часу, мой дорогой.