В тот вечер Герберт стоял на террасе и осматривал окрестности. Чудесная южная ночь еще только приближалась сумерками, и огромное море гор пылало всей красой всевозможных оттенков красного и желтого, огня и золота, и каждый из этих цветов был фоном каждого. Седые гребни высоких пиков на севере были окрашены опалом, а большой каньон перемежался синими и черными цветами. Солнце, касавшееся гор на западе, казалось пылающим огненным шаром, по земле протянулись длинные тени, наступала тишина.
Прошло немного времени, и оно исчезло, оставив на западе пламенеющее небо, в то время как с востока быстро надвигалась тьма.
Силуэты гор быстро стали неразличимы. Огонь, оставленный скрывшимся солнцем, угас, подобно свету падающей звезды. Чарльз крепо спал, и Герберт решил последовать его примеру.
Мальчики крепко спали, пока сгущалась темнота, но наступавшая ночь не сулила безмятежного отдыха. Царство мрака и тишины вскоре озарил свет взошедшей луны, и в этот момент, на скале, обозначилось какое-то движение.
Это был горный лев, рыжий, свирепый, его глаза сверкали в темноте. Он тоже, скользя по крутым тропам, нашел логово среди этих древних жилищ, и теперь возвращался из какого-то далекого похода по причине войны ли, любви или охоты, чтобы вернуть себе свой ночлег. Он был одним из самых сильных и ловких представителей своего племени, и не ведал страха, пробраясь по крутому склону, вглядываясь красными глазами в темноту.
Может быть, длительное отсутствие опасности притупило его обычную осторожность, а может быть, утомленный, он утратил какую-то часть чувствительности к запахам и звукам, но лев оказался на террасе, прежде чем почуял странный и пугающий запах людей. Он взрыкнул, встревожено и зло, - это был глубокий низкий звук, не пробудивший бы от сна обычного мужчину или женщину.
Но Герберт Карлтон его услышал. Он спал, но унаследованный инстинкт подсказал ему о приближающейся опасности; в холодной темноте ночи он сбросил с себя одеяло и сел. Он услышал неясный звук, который заставил его насторожиться. Он ощущал близкое присутствие чего-то враждебного. Он слышал, как его товарищ мирно посапывает в углу жилища, но не стал окликать его.
Он услышал слабый хруст, когда кто-то сделал легкий шаг, но не мог понять, человек ли это. Возможно, это были кровожадные апачи, но он все равно не испугался.
Он поднялся с кровати, сжав в руке револьвер. Прикосновение холодного оружия придало ему уверенности даже более чем когда-либо прежде. И не просто уверенности - им овладела жажда атаковать и победить. В нем пробудилось нечто первобытное. Он был одним из пещерных жителей, готовым, в случае необходимости, защитить свой народ.
Во тьме почти ничего нельзя было разглядеть, но он уверенно двинулся к двери, не производя ни малейшего шума, и приподнял покрывало, которое они повесили, прежде чем лечь спать. Он не увидел ничего, кроме черных базальтовых скал; но затем, переводя взгляд с места на место, увидел во мраке две красные точки, а позади них постепенно вырисовался силуэт какого-то большого дикого животного.
Он не испугался, но, зажав револьвер в руке, напрягся, каждым нервом, каждым мускулом; он смотрел льву прямо в глаза. Теперь он более отчетливо различал рыжую массу, уродливую морду, оскаленные зубы, дергающийся хвост. Казалось, зверь готовится к прыжку, но Герберт по-прежнему не испытывал страха. Древний инстинкт подсказывал ему, что лев не будет прыгать, - что-то в нем, человеческом существе, пугало его. Не было необходимости использовать револьвер.
Красные глаза льва потухли, его охватил страх. Фигура, застывшая у входа в жилище, внушала ему ужас. В блеске глаз человеческого существа, устремленных на него, сквозила тайная сила, столь же ужасная для зверя, сколь молния - для человека. Если бы фигура двигалась, если бы она была похожа на него, он мог бы вступить с ней в схватку и поразить могучими лапами, но та оставалась неподвижной, и неподвижный взгляд внушал тревогу.
Лев собрал остатки сил, повернулся, и бросился прочь, по крутому склону базальтовой скалы, скидывая своими когтями вниз камни, не осмеливаясь оглянуться на неподвижную фигуру возле жилища. Его рыжеватое тело скрылось в темноте.
Герберт еще некоторое время постоял возле жилища, затем забрался внутрь и вскоре снова крепко уснул. А когда проснулся, солнечный свет заливал скалы и покрывало, а Чарльз уже поднялся. Он поспешно оделся и вышел навстречу прекрасному утру, какие возможны только в пустынях Аризоны. Он снова увидел море гор, теперь пламенеющее пурпуром, сосны и кедры, вздымающиеся на дальних склонах и кое-где цепляющиеся за скалы, малиновые кипарисы, и красную живокость, и розовую дикую сливу. Черная бездна за террасой опять превратилась в синюю пропасть, а далеко внизу, где каньон сужался до размеров лезвия ножа, виднелась серебряная нить - небольшая речка.
Поскольку они договорились, что будут готовить поочередно, завтрак уже ждал его.
Оба мальчика не тратили понапрасну время на слова. Под влиянием ситуации, ощущая возвращение к своим истокам, им было вполне достаточно нескольких кратких фраз. После чего они сели и с аппетитом позавтракали.
<p>
ГЛАВА VI. НА НЕОБИТАЕМОМ ОСТРОВЕ</p>
Герберт ничего не сказал о ночном происшествии, о приходе горного льва и его бегстве, вызванном страхом перед представителем рода человеческого, но он чувствовал гордость, а его ощущения первобытности усилились пройденным испытанием, в котором ему сопутствовал успех. Горы и яркий солнечный свет стали ему более близкими, чем когда-либо прежде, каждой своей жилкой он ощущал ток молодой крови, наполнявшей его тело жизнью.
Он избавился от страха, что проявит себя неженкой в условиях дикой жизни, что будет бояться и впадать в растерянность, не зная, что делать. Ему хотелось достойно выглядеть в глазах своего нового товарища, преодолевшего пустыню, и теперь, пройдя испытание, он радовался.
- Думаю, мне следует спуститься и поискать лошадь и мула, - сказал Чарльз. - Они должны быть где-то в каньоне, так как не могли уйти далеко за то время, пока мы здесь, а без них нам никогда не пересечь пустыню. Жизнь здесь не всегда будет такой же легкой, как сейчас. В горах Аризоны она весьма сурова.