В свете солнца они увидели апачей на прежнем, безопасном, расстоянии. Но их количество, по сравнению с предыдущим днем, казалось, уменьшилось.
- Остальные ушли за водой, - сказал профессор. - Они намереваются осаждать нас до бесконечности, рассчитывая на какую-нибудь счастливую случайность, которая предаст нас им в руки. Но дело в том, что мне не известно поблизости ни одного места, хоть немного похожего на наше, в котором можно было бы провести хотя бы несколько дней.
Профессор Лонгворт оказался прав. Началась долгая осада. Помимо бесконечного времени, апачи имели бесконечное терпение. Дни проходили за днями. Почти каждую ночь они делали попытки приблизиться к колодцу, а однажды Джед был задет пулей. Под ответным огнем один апач упал, но его увлекли с собой товарищи, так что они не знали, был он ранен или убит. Днем воины устраивали состязания или играли в азартные игры. Они казались совершенно довольными жизнью и демонстрировали, что готовы остаться здесь хоть на год.
Обитатели оазиса первые четыре или пять дней чувствовали себя достаточно комфортно, но потом мальчики стали нервничать. Длительная осада влияла на них угнетающе. Им хотелось движения. Они хотели вернуться в Феникс с золотом. Они также с тревогой замечали, что их припасы уменьшаются. Но профессор Лонгворт не терял присутствия духа.
- Не волнуйтесь насчет продовольствия, парни, - сказал он. - У нас здесь много отличных лошадей, не говоря уже о мулах. О, не нужно так кривиться. Понимаю, что лошадиное мясо - не то блюдо, которое подобает ставить перед королем, но, в крайнем случае, сойдет и оно. Оно дважды спасало мою жизнь: один раз в Южной Америке, и один - в пустыне Средней Азии.
Время шло. Продукты заканчивались, и профессор Лонгворт стал присматриваться к самой молодой лошади. Все животные были упитанными, но они съели большую часть травы вокруг колодца, и, поскольку не смогли бы прокормиться сами, должны были кормить своих хозяев.
Очередная ночь выдалась темной; апачи подобрались очень близко, но были отброшены несколькими меткими выстрелами. Никто не спал, а на рассвете профессор Лонгворт, изучив окрестности в бинокль, неожиданно издал радостный возглас.
- Я вижу много всадников, - сообщил он, - и это не апачи. Это наши кавалеристы, их, по меньшей мере, человек пятьдесят. Смотрите на север, и вы скоро увидите их невооруженным взглядом. Осаде пришел конец!
Вскоре стали видны всадники в синей форме. Она направлялись прямо к апачам, явно застигнутым врасплох; послышался треск выстрелов. Бой был неравным. Вскоре оставшиеся в живых воины апачей рассеялись по пустыне. Четверо защитников оазиса, на радостях, послали несколько пуль им вслед.
А затем подошла кавалерия, во главе с молодым улыбающимся капитаном Коллинзом, встреченным очень тепло.
- Кажется, мы подоспели вовремя, - сказал тот. - Охотник видел апачей, вышедших на тропу войны, блуждавших в поисках воды. Он сказал нам, что они, возможно, загнали кого-то сюда. И вот мы здесь.
- Никогда никого не был рад видеть больше, чем вас, - серьезно ответил профессор Лонгворт.
Через некоторое время все четверо благополучно вернулись в Феникс, со своим сокровищем, честно поделенным на четыре части. Это вызвало большой переполох на юго-западе; многие отправились в горы в поисках золота, но ничего не нашли.
<p>
* * * * *</p>
Четыре года спустя в выпускном классе Гарварда учились два молодых человека. Они отличались видом, силой и уверенностью. Они были лучшими в учебе и соревнованиях. Герберт собирался стать адвокатом, а Чарльз - строить железные дороги на Западе. Печаль Герберта о трагической гибели дяди значительно ослабла, когда он узнал, по возвращении из Аризоны, что Джордж Карлтон распоряжался деньгами своего племянника как своими собственными.
По окончании выпускных экзаменов они отправились в Нью-Йорк, и здесь, когда в порту пришвартовался большой лайнер, радостно приветствовали маленького человека, одетого в хаки, в огромном пробковом шлеме и очках с темными стеклами.
В последнее время газеты много писали о профессоре Эразме Дарвине Лонгворте, обнаружившем и раскопавшем огромный забытый город в южной части Вавилонии, тем самым отодвинув назад известную историю человечества по крайней мере на тысячу лет. Весь ученый мир признал заслуги этого замечательного человека. Он вернулся на родину через Европу, и его путешествие стало истинным триумфом. Между крупнейшими университетами возникло соперничество - все желали присвоить ему ученую степень. Он мог бы использовать все буквы алфавита, причем заглавные, после своего имени, десяток раз, если бы захотел этого, но профессор Эразм Дарвин Лонгворт был скромным человеком, подобно всем великим людям.
Но сейчас профессор мало думал о своих степенях; его мысли занимали его мальчики, так и оставшиеся мальчиками для него.
- Чарльз, Герберт, как я рад снова видеть вас! - воскликнул он, крепко пожимая руки каждому.
У него на глазах, по счастью, - скрытых темными стеклами, - выступили слезы.
Проведя несколько дней в Нью-Йорке, они сели на поезд до Лексин'тона, К-и. Высокий мужчина в роскошном клетчатом костюме встретил их на вокзале. Он сам отвез их в большой коляске, выкрашенной в красный цвет, вызывающе красной, даже дерзкой, на окраину города, где они направились по широкой зеленой поляне к большому особняку из красного кирпича.
Джедедайя Симпсон из Лесин'тона, К-и, стоя в дверях, приветствовал их словами:
- Добро пожаловать, партнеры, в Аризона Плейс!
Чарльз и Герберт взбежали по ступенькам, но едва профессор Эразм Дарвин Лонгворт, поднимавшийся более степенно, занес ногу над порогом, доктор музыки, сидя перед органом, заиграл торжественное: "Смотрите, вот шествует герой-победитель".
<p>
КОНЕЦ</p>
<p>
</p>