Нед оказался позади него. Он схватил юношу за рукав и повернул лицом к себе.
— Николас, стража тебя не пропустит. Тебя побьют.
Николас широко раскрыл глаза — он узнал Неда.
— Но я должен прикоснуться к кому-то из них, — сказал он. — Я хочу выздороветь.
Нед понял, что речь идет о древнем суеверии, согласно которому прикосновение к мертвому излечивает от эпилепсии. Он покачал головой.
— Это же неправда, Николас. Ты меня слышишь? Это вздор.
Ему удалось оттащить юношу в сторону, и повозка прогрохотала мимо, а толпа пошла за ней следом по краю пристани.
— Но это правда, — сказал Николас. — Мастер Хэмфриз говорил мне. Вот почему он брал меня с собой добывать пальцы.
У Неда перехватило дыхание.
— Пальцы?
— Да. Мы выходили по ночам с другими садовниками. Иногда мы надевали странную одежду. Костюмы мимов. Поначалу я боялся, но мастер Хэмфриз сказал, что все в порядке.
— Ты был мимом?
— Да, иногда. Там был солдат, и шут, и мужчина, и лекарь, который, как предполагалось, лечит людей. — Он передернулся. — Я тоже переодевался — в турецкого рыцаря. Люди смеялись над нами и давали нам деньги. Но иногда все было по-другому. Иногда они пугали людей и делали им больно. И мне приходилось делать им больно, но только когда они уже были мертвы! Мне приходилось отрубать им мизинцы.
Позади них послышался сильный треск цепей и канатов — это «Перечное зерно» готовили к освобождению от уз.
— Это был ты, — сказал, задыхаясь, Нед. — Ты. Все время…
— Только потому что мне так сказали! Мастер Хэмфриз сказал, что от этого я выздоровею. Он сказал, что отрезанный палец мертвеца лечит лучше всего, потому что после убийства вся сила Меркурия сосредоточивается в одном маленьком кусочке тела.
Николас Ловетт. Невинное орудие Стивена Хэмфриза. Мимы посылались за теми, кто говорил об Ариеле.
— Никому не рассказывай, — сказал Нед. — Никогда.
— Вот и мастер Хэмфриз так говорил. А вы не знаете, где он? Я искал его, — сказал Николас, озираясь. — Но нигде не смог найти.
— Ах, Николас. Он тоже умер. Разве ты не знал?
Николас уставился на него в потрясении.
— Нет, — сказал он. — Нет, вы лжете.
Он повернулся и побежал в толпу, собиравшуюся теперь вокруг «Перечного зерна», которое скоро должно была начать свой скрипучий спуск по узким сходням к серой бурлящей воде Темзы.
На орудийной платформе канониры готовились заряжать семь пушек. Удалось ли Пэту и его семерым товарищам осуществить задуманное? Поблизости раздавались громкие команды; небольшой отряд солдат принца поднялся на платформу, чтобы стать вокруг пушек и отдать салют королю. Нед подумал, что они пришли для того, чтобы никто не смог увидеть, что пушки заряжены для стрельбы. Он быстро бросил взгляд туда, где стоял принц Генрих со своей свитой, и попробовал рассмотреть маленького мальчика, но ему это не удалось. Пэта с товарищами и Пелхэма тоже нигде не было видно. Неужели он опять потерпел неудачу?
Солдаты отодвинулись. Час настал. Нед увидел, как канониры зажигают длинные веревки, намоченные в селитре, и подносят к пушкам. Вокруг платформы воцарилось молчание. Минуты шли. Нед знал, что если запалить порох, то взрывная сила правильно изготовленной смеси селитры, угля и серы внутри пушечных жерл будет ужасна. Но ничего не произошло. Он подошел ближе; увидел лица канониров, увидел, как постепенно они начинают что-то понимать. Семь больших пушек молчали. Канониры торопливо заговорили друг с другом, лица их выражали смятение и потрясение. Кто-то подошел с новым фитилем, а они смотрели и ждали с нарастающим негодованием; катастрофа была очевидна. Потому что когда не стреляет одно орудие, — это казус. Когда не стреляют все семь — это катастрофа. Пушки придется разрядить и зарядить снова, и тогда всем станет ясно, что они были заряжены для стрельбы.
Нед почувствовал руку у себя на плече. Пэт тихо сказал Неду:
— Ты был прав. Они собирались зарядить пушки. Но мы подмешали много древесного угля. Они просто решат, что это речная сырость попала в порох. Чья-то голова слетит за то, что порох хранили неправильно.
Нед чувствовал, как нарастает ужас среди солдат и чиновников, знавших, что должно было произойти; слышал зловещий громкий говор, похожий на приближающуюся грозу. Напряжение вокруг «Перечного зерна» среди всех, кто отвечал за спуск, было просто осязаемо. Нед сказал Пэту: