Она осеклась, услышав шаги, приближающиеся по коридору и свернувшие к двери. В дверях появился человек. Это был Джон Ловетт, главный секретарь принца Генриха. Он посмотрел на жену; потом они с Недом посмотрели друг на друга. После короткого молчания он сказал Неду:
— Если ты хотел, Варринер, чтобы тебя проводили по дворцу, тебе следовало бы сказать. Моя жена, — он шагнул вперед и легко взял женщину за запястье, — неважно себя чувствует. Ей нужно лежать.
Жена Ловетта раздраженно рассмеялась. Потом закашлялась.
— Не вина вашего бедного лютниста, что он забрел так далеко. Он собирался выйти, но я перехватила его и привела сюда.
— Могу я спросить, зачем?
— Чтобы показать ему привидения, которые являются в этом отвратительном дворце, — сказала она. — Боже мой, в один прекрасный день я стану одним из этих привидений.
Ловетт натянуто улыбнулся.
— Сара, вы не должны, вы действительно не должны так себя утомлять.
Затем он обратился к Неду:
— Оставайся здесь. Я приведу кого-нибудь, кто тебя проводит. Я должен отвести жену в ее комнату.
Нед наклонил голову. Ловетт увел жену. Нед выждал немного, потом тихонько вышел за дверь и посмотрел им вслед.
Он увидел при слабом свете свечи, что Ловетт остановился. Он взял жену за плечи и толкнул ее к стене. Потом встряхнул. Казалось, он допрашивает ее; она отвернула голову и, наконец, что-то сказала, закрыв глаза в знак отрицания; он снова встряхнул ее. После чего поднял руку и с силой ударил по лицу.
Сара Ловетт вскрикнула, потом обмякла в его руках. Он поволок ее прочь, и они исчезли из виду. Спустя некоторое время в конце коридора появился слуга и вывел Неда наружу.
Когда они вышли из дворца, небо уже темнело. Нед шел за своим провожатым через наполовину завершенный сад, который, как и дворец, представлял собой сочетание заброшенности и новых начинаний. Часть сада была перекопана и засажена новыми растениями. Строились стены, прокладывались мощеные дорожки. О дикой лесной местности, которая была здесь раньше, напоминали только старые деревья, нависающие над головами, — деревья, да еще грачи, которые с громкими криками устраивались на ночлег на голых безлистых ветвях.
Слуга, шагавший впереди Неда к дальним воротам, уже исчезал в сумраке. Нед остановился на миг, чтобы снова посмотреть на дом. Оно было хорошо выбрано, это место, чтобы принц мог жить в безопасности, — крепкие тюдоровские стены, высокие окна, из которых видна окружающая местность и прочные изгороди, отделяющие парк от диких пастбищ Сент-Джеймс-филдз.
Когда он снова обернулся, то не увидел своего провожатого, зато дорогу ему преградила группа людей, судя по их одежде, садовых рабочих, собравшихся вокруг человека, лежащего на земле. Нед подошел ближе и увидел юношу, бьющегося в эпилептическом припадке. Двое не давали ему изувечить самого себя, пока он метался по мягкой земле. Нед видел эпилептиков, живущих прямо на улице. Часто их доводили до приступов озорные дети, либо такие же нищие, которые надеялись отобрать у них их жалкие гроши.
Внезапно он осознал, что рядом с ним стоит какой-то человек в длинном светлом плаще и широкополой шляпе, низко надвинутой на выпуклый лоб. Плечи у него были сутулые, и от этого он казался старше, чем был на самом деле; глаза — светлые и наблюдательные. Багровый шрам, точно веревка вокруг шеи, делал его нерасполагающую внешность еще более угрюмой.
— Я готовлю лекарства сам, — сказал этот человек Неду, словно тот задал ему вопрос. — Белена и рута хорошо успокаивают перевозбужденный ум. Осторожней, осторожней! — крикнул он одному из рабочих, поднимавших больного, у которого кончился припадок. — Я знаток растений, сэр, — продолжал он, обращаясь к Неду, — и главный садовник принца Генриха. Меня зовут Стивен Хэмфриз. А вы — музыкант.
Он указал на лютню Неда.
— Я слышал вас — некоторое время работал под открытым окном музыкальной комнаты. Я тоже был когда-то солдатом в Нидерландах.
Это объясняло, откуда у него шрам. Но прежде чем Нед успел ответить или спросить его о чем-нибудь еще, садовник кивнул в сторону ворот:
— Я не должен вас задерживать. Ваш сопровождающий ждет вас.
Нед пошел к большим воротам, которые сторож отпер для него. Он прошел через них, заметив, что их каменная кладка украшена резьбой, изображающей посохи пилигримов и створки раковин — эмблемы паломников, посетивших гробницу святого Якова; и все время, пока он слышал, как за ним захлопываются ворота, ему казалось, что он ощущает взгляд светлых глаз знатока растений, у которого такой ужасный шрам на шее.