Он быстро открыл глаза, но комната оставалась пуста, как прежде. Не меняя позы, судья праздно разглядывал покрытый красным лаком потолок, пересеченный четырьмя массивными стропилами. Его внимание привлекло выцветшее пятно на потолке и пыльная паутина в углу, где стоял поставец. Покойный судья явно не был столь ярым поборником чистоты, как его старший писец.
Тут явился старшина Хун в сопровождении двух стражников с большими подсвечниками. Судья приказал поставить их на стол и удалиться.
— Все, что нам оставили здесь, Хун, — сказал он, — это книги и свитки документов на полках. Того и другого тут немало, но если ты будешь подавать их мне и убирать на место по мере готовности, мы справимся быстро.
Хун с энтузиазмом кивнул, взял стопку книг с ближайшей полки и вытер рукавом пыль. Судья придвинул кресло к столу и принялся изучать книги, которые приносил ему старшина.
Прошло более двух часов, прежде чем Хун убрал на полку последнюю кипу. Судья Ди откинулся в кресле и вынул из рукава складной веер. Энергично обмахиваясь, он проговорил с довольной улыбкой:
— Что ж, Хун, теперь я получил ясное представление о личности покойного. Я просмотрел тома с его собственными стихами и могу сказать, что они написаны изящным слогом, но весьма неглубоки по содержанию. Преобладают любовные стихотворения, в основном посвященные знаменитым куртизанкам из столицы и других мест, где проходил службу судья Ван.
— Только что Тан намекнул мне, — оживился Хун, — что судья был человеком не слишком строгих правил. Он даже нередко приглашал к себе домой проституток и оставлял их на ночь.
Судья Ди кивнул.
— В парчовой папке, которую ты мне только что подал, не было ничего, кроме эротических рисунков. Более того, у него тут несколько десятков книг о вине и о том, как его изготавливают в разных частях империи, а также о кулинарии. С другой стороны, он собрал прекрасную коллекцию великих поэтов прошлого, где чуть ли не каждая страница пестрит его пометками и комментариями. То же можно сказать и о его исчерпывающей коллекции работ, посвященных буддизму и даосской мистике. А вот до полного собрания классиков конфуцианства будто ни разу никто не дотрагивался. Еще я заметил немало научных книг: чуть ли не все общепризнанные работы по медицине и алхимии, а также несколько редчайших старинных трактатов о загадках, головоломках и механизмах. Бросается в глаза отсутствие исторических и математических трудов, а также книг об искусстве управления государством.
Развернув кресло, судья продолжил:
— Можно сделать вывод, что судья Ван был поэтом, тонко чувствующим красоту, а также философом, глубоко погруженным в мистику. В то же время он был человеком чувственным, весьма склонным ко всем земным наслаждениям — не столь редкое сочетание, я полагаю. Он был полностью лишен честолюбия: его вполне устраивала должность наместника спокойного округа подальше от столицы, где он был сам себе хозяин и мог жить в свое удовольствие. Вот почему он не стремился продвигаться по службе — кажется, Пэнлай стал уже его девятым местом службы. При этом он был высокообразованным человеком, обладавшим пытливым умом — отсюда его интерес к загадкам, головоломкам и механизмам, — и это, наряду с изрядным практическим опытом, делало его вполне сносным судьей, хотя я сомневаюсь, что он уделял своим обязанностям слишком много внимания. Не слишком прельщали его и семейные узы: вот почему он не женился снова после смерти Первой и Второй своих жен и довольствовался мимолетными связями с куртизанками и проститутками. Он сам весьма недвусмысленно определил себя, дав название своей библиотеке.
И судья Ди указал веером на доску, висевшую над дверью. Хун не смог удержаться от улыбки, когда прочитал на ней надпись: «Приют перекати-поля».
— Тем не менее, — продолжил судья, — я обнаружил одну поразительную несообразность.
Ткнув пальцем в отложенную им продолговатую записную книжку, судья поинтересовался:
— Где ты нашел ее, старшина?
— Она завалилась за книги вон на той нижней полке, — показал Хун.
— В этой книжке рукою судьи выведены длинные перечни дат и цифр, а некоторые страницы исписаны сложными вычислениями. И ни слова пояснений. Но господин Ван представляется мне последним из тех, кто склонен возиться с цифрами. Я полагаю, что всю финансовую и статистическую работу он возлагал на Тана и прочих служащих, разве не так?