Пока писец оглашал ее показания, судья размышлял о том, что в речи ее не чувствовалось фальши и ничто из сказанного не противоречило уже известным фактам. Он понял теперь, откуда взялась глубокая зарубка, обнаруженная им в изголовье кровати в доме Фаня, а еще стало ясно, почему А Кван не понял, что это не Сунян: он занес над ней серп, стоя у кровати со стороны Фаня, а лицо ее было залито его кровью. Готовность По Кая помочь ей тоже легко объяснима и подтверждает подозрения относительно ученого господина Цзао. Тот, должно быть, помогал По Каю в его темных делишках, и последний, конечно, рассказал ему о том, что госпожа Ку оказалась свидетелем его встречи с одним из сообщников из монастыря, а потому пришлось ее скрыть на несколько дней, чтобы она не встала у них на пути. Это объясняет безразличие господина Цзао к судьбе дочери: он все это время знал, что она в безопасности.
Когда госпожа Ку приложила к документу большой палец, судья заговорил:
— Госпожа Ку, на вашу долю выпали тяжкие испытания. Вряд ли кто-то осмелится заявить, что проявил бы в подобных обстоятельствах больше здравого смысла. Я не стану определять степень виновности женщины, не сообщившей об убийстве человека, который всего несколькими часами ранее подверг ее насилию, карающемуся смертной казнью. В мои обязанности не входит снабжать законоведов материалом для их штудий. Мой долг — восстановить справедливость и проследить за тем, чтобы был исправлен вред, нанесенный преступлением. В связи с этим я заявляю, что суд не выдвигает против вас обвинений и препоручает вас вашему мужу Ку Менпину.
Когда Ку вышел вперед, жена бросила на него робкий взгляд. Но он, не обращая на нее ни малейшего внимания, спросил сдавленным голосом:
— Кто мне докажет, ваша честь, что моя жена действительно подверглась насилию, а не по собственной воле оказалась в объятиях этого негодяя?
Госпожа Ку онемела от неожиданности, но судья Ди невозмутимо ответил:
— Доказательство существует. — Достав из рукава носовой платок, он продолжил: — Этот платок, в котором вы сами признали собственность вашей жены, был найден не на обочине дороги, как я утверждал ранее, а среди хвороста в хижине поместья Фаня.
Ку прикусил губу, а потом сказал:
— Пусть так. Стоящий перед вами верит, что его жена сказала правду. Но согласно кодексу чести, который многие поколения соблюдает мое скромное семейство, ей надлежало убить себя сразу после изнасилования. Не сделав этого, она навлекла позор на мой дом, и я официально заявляю, что вынужден от нее отказаться.
— Это ваше право, — сказал судья Ди. — Развод будет зарегистрирован надлежащим образом. Пусть выйдет вперед господин Цзао Хохсин.
Господин Цзао, что-то бормоча себе в бороду, преклонил колени перед судейским столом.
— Согласны ли вы, господин Цзао, принять обратно вашу разведенную дочь?
— Мое твердое убеждение заключается в том, — громко провозгласил господин Цзао, — что там, где затронуты фундаментальные принципы, необходимо без малейших колебаний жертвовать личными чувствами. Более того, будучи человеком публичным, я считаю своим долгом подавать пример окружающим, даже если мне как отцу это принесет неописуемые страдания. Ваша честь, я не могу принять обратно дочь, пошедшую против наших незыблемых устоев нравственности.
— Это также будет записано, — холодно произнес судья Ди. — Госпожа Цзао получит убежище в суде пока не будет принято решение о ее дальнейшей судьбе.
Он сделал знак Хуну увести девушку и повернулся к содержательнице борделя.
— Ваша попытка принудить эту девушку к занятию проституцией является уголовным преступлением. Впрочем, поскольку до сегодняшнего утра она не жаловалась на ваше обращение, а также учитывая проявленное вами понимание долга перед данным судом, на сей раз я вас прощаю. Но коль скоро на вас последует еще хоть одна жалоба, вы будете высечены и лишитесь разрешения заниматься своим ремеслом. То же касается всех содержательниц борделей. Идите и сообщите им!
Женщина стремглав выбежала из зала. Ударом молотка судья Ди закрыл заседание.
Сходя с помоста, он вдруг сообразил, что в зале отсутствует Тан, и спросил о нем Ма Жуна.
— Когда перед судейским столом предстал ученый господин Цзао, Тан промямлил что-то о своем плохом самочувствии и ушел.
— Да от него одни неудобства! — с досадой воскликнул судья Ди. — Если так будет продолжаться, мне придется отправить его на покой.