Старшина тут же пустился в объяснения:
— Старик играет старейшину, ваша честь. Представление подходит к концу; сейчас он выносит решение по жалобе, которую тот малый, что слева, подал на свою жену, которая на коленях. Второй мужчина — это брат истца; он пришел засвидетельствовать его добропорядочность.
Хун немного послушал, а потом взволнованно продолжил:
— Муж уезжал на два года, а когда вернулся, обнаружил, что жена беременна. Он обратился к старейшине, чтобы получить разрешение на развод по причине нарушения женой супружеской верности.
— Тише! — рявкнул через плечо сидящий перед судьей толстяк.
Тут снова грянул оркестр: взвизгнули скрипки, ударили кимвалы. Женщина грациозно поднялась с колен и запела страстную песню, содержание которой судья не смог уловить.
— Она говорит, — зашептал старшина Хун, — что восемь месяцев назад ее муж вернулся поздно вечером и провел с ней всю ночь. И снова ушел еще до рассвета.
Тут на сцене разразился кромешный ад. Все четверо актеров принялись петь и говорить одновременно; старейшина выписывал круголя, тряся головой так, что борода развевалась, словно вымпел. Муж повернулся лицом к публике; размахивая руками, он визгливым голосом пел о том, что жена его врет. Указательный палец его правой руки был измазан сажей, чтобы казалось, будто пальца нет. Его брат стоял, спрятав руки в длинные рукава, и одобрительно качал головой. Он был загримирован так, чтобы походить на мужа неверной жены.
Вдруг музыка смолкла. Старейшина что-то прорычал второму мужчине. Тот изобразил, будто до смерти перепуган: крутился на одном месте, топая ногами и закатывая глаза. Когда старейшина снова закричал на него, мужчина вынул руку из рукава. У него тоже отсутствовал палец.
Оркестр заиграл во всю мощь. Но музыка растворилась в оглушительном реве толпы. Старшина Хун, не отставая от прочих, вопил во все горло.
— Что там у них произошло? — раздраженно спросил судья Ди, когда шум чуть поутих.
— Так это брат-близнец мужа пришел к женщине той ночью! — поспешно объяснил старшина. — Он отрубил себе палец, чтобы жена подумала, будто он и есть ее муж! Вот почему это представление называется «Один палец за одну весеннюю ночь».
— Ну и дела! — сказал судья Ди, вставая. — Пойдем-ка лучше отсюда.
Толстяк перед ним чистил апельсин и небрежно швырял куски кожуры через плечо, попадая прямо на колени судье Ди.
Тем временем на сцене развернули огромное красное полотнище с начертанными на нем пятью большими черными иероглифами.
— Смотрите, ваша честь! — крикнул старшина Хун. — Следующим будет «Три тайны, чудесным образом разгаданные судьей Ю».
— Ладно, — покорно кивнул судья Ди. — Наместник Ю — величайший сыщик нашей славной династии Хань, живший семьсот лет назад. Давай посмотрим, как они его будут изображать.
Со вздохом облегчения старшина Хун вновь уселся на свое место.
Пока оркестр наигрывал оживленную мелодию, на сцену притащили большой красный стол. После чего к нему решительным шагом подошел огромный человек с багровой физиономией и длинной бородой. Он был облачен в ниспадающий складками черный балахон, вышитый красными драконами, а голову его венчала высокая черная шапка с какими-то блестящими украшениями. Под громкие приветствия восторженной публики он грузно уселся за красный стол.
Появились еще два человека, встали перед столом на колени и принялись что-то петь фальцетом. Судья Ю слушал их, расчесывая бороду растопыренными пальцами. Он простер длань, но судье Ди не удалось увидеть, куда именно, потому что как раз в этот момент маленький оборвыш, торговавший булочками, прямо перед ним попытался перелезть через скамью и вступил в пререкания с толстяком. Зато уши судьи Ди уже приноровились к особенностям сценической речи, и он умудрился понять те обрывки песни, что донеслись до него сквозь перебранку.
Когда маленький торговец куда-то ускользнул, судья спросил старшину Хуна:
— Это опять два брата? Мне кажется, один обвиняет другого в убийстве их старого отца.
Старшина энергично закивал. На сцене старший из братьев встал и будто бы положил на судейский стол какой-то маленький предмет. Судья Ю сделал вид, что взял его большим и указательным пальцами, и, нахмурив брови, принялся тщательно изучать.
— Что это у него? — спросил судья Ди.
— У тебя уши есть? — бросил через плечо толстяк. — Это миндаль!
— Понятно, — холодно произнес судья.
— Их старый отец, — поспешил объяснить Хун, — оставил миндальный орех как нить, ведущую к его убийце! Старший брат сейчас говорит, что отец написал имя убийцы на клочке бумаги, спрятанном в скорлупе ореха.