Браслеты тонко звякнули на руке Муси. Мысль, что какая-нибудь из драгоценностей может упасть или даже уже упала в воду, испугала старика. Взмахнув руками, он бросился к заводи:
- Сумасшедшая, сейчас же вылезай! Утопишь что-нибудь... Немедленно вылезай, слышишь?
- Хороша, а? - поинтересовалась Муся, снова и снова склоняясь к своему отражению.
И в самом деле, курносая русалочка, в ореоле сверкающих камней смотревшая на нее со дна реки, была так хороша, что трудно было отвести от нее взгляд.
- Иди на берег, ветреная девчонка! - кричал Митрофан Ильич и уже лез в воду в своих охотничьих торбасах.
Муся расхохоталась. Смех ее раскатился по реке, отдался от стены сосен.
- Вы знаете, на кого вы похожи? Вы похожи на клушку, которая вывела утят. Утята поплыли, а она бегает по берегу, хлопает крыльями и ужасно кудахчет.
- Господи, можно ли быть такой легкомысленной! Ты что-нибудь уронишь... Сейчас же вылезай!
- Ну и подумаешь, ну и уроню! Кому они нужны, эти безделушки, когда война идет!
Девушке вдруг вспомнились виденная на днях высотка, старший лейтенант, застывший с телефонной трубкой, прижатой плечом к уху, и все вокруг как-то сразу потускнело, померкло. Мусе стало стыдно за все эти пустяковины, которые она на себя напялила, за свое пение, за веселых, озорных бесенят, разбуженных в ней прозрачной свежестью летнего утра.
Она быстро вышла из воды, сердито сорвала с себя драгоценности, небрежно бросила их обратно и, чтобы искупить вину, которой она не понимала, но чувствовала, с особым усердием занялась хозяйством.
На жерлицу поймались два увесистых щуренка. Девушка вытащила, очистила их, сварила уху и даже "накрыла стол", расстелив на траве чистое полотенце. Горячие куски рыбы были положены вместо тарелок на листья лопуха.
Между тем Митрофан Ильич заканчивал опись. Он пронумеровал листы, в конце каждого написал: "Старший кассир" и "Сотрудница банка". Потом торжественно и старательно вывел свою фамилию с витиеватым росчерком внизу. Мусе тоже было предложено расписаться. Покорно вздохнув, она поставила, где следовало, по небрежной закорючке, мимоходом заметив при этом, что не напрасно кое-кого в банке именовали "канцелярской промокашкой".
Довольный успешным завершением дела, старик пропустил это замечание мимо ушей.
С удовольствием хлебая из котелка жирную, со знанием дела приготовленную, чуть-чуть припахивающую дымком уху, он снова попытался втолковать спутнице значение того, что им предстояло совершить. Он заговорил о проклятой роли благородного металла в человеческой истории, о том, как в капиталистическом мире из-за горсти золота брат убивал брата, сын - отца, как молодые женщины продавали себя за богатство старикам, как за обладание сокровищами разгорались кровавые войны. Он приводил примеры из литературы и даже отважился пропеть дребезжащим тенорком: "Люди гибнут за металл, люди гибнут за металл".
Муся сосредоточенно ела уху. Старику начало казаться, что наконец-то и она проникается уважением к миссии, выпавшей на их долю. Обсасывая щучью голову, он стал убеждать девушку еще усерднее. В разговоре замелькали имена Островского и Гоголя, Бальзака и Лондона.
- Вы знаете, на кого вы походили сегодня там, у пня, среди всех этих своих сокровищ? - невинно спросила Муся, ловко выбирая косточки из щучьего бока.
- На кого именно? - осведомился Митрофан Ильич, у которого уже иссякал поток литературных примеров.
- На Скупого рыцаря, верьте слову. Помните? "Я царствую!.. Какой волшебный блеск! Послушна мне, сильна моя держава; в ней счастие, в ней честь моя и слава!" Ну очень, очень похожи!
Митрофан Ильич вскочил и, размахивая щучьей головой перед самым Мусиным носом, закричал с плаксивыми нотками в голосе:
- И пусть! Да, и пусть! Правильно, я дрожу за каждую золотинку, за каждый камешек. И мне не стыдно, нет-с, слышишь ты, девчонка!.. не стыдно, потому что я дрожу не за свое, личное богатство, а за общественную собственность... Скупой рыцарь? Отлично, пусть... Да понимаешь ли ты, с кем сравниваешь меня!
- Что вы мне в нос рыбой тычете? Подумаешь, загадка века - Скупой рыцарь! Чего тут понимать? Он просто псих был, этот ваш классический скупердяй... Ну скажите, разве нормальный человек, имеющий такие деньги, станет корку глодать и ходить в рваных штанах? Что, скажете - не так?
Митрофан Ильич мученически вздохнул и безнадежно отмахнулся.
- И руками махать нечего. Я вот все думаю: сами-то вы с этим золотом, грешным делом, немножечко не того?..
Девушка многозначительно повертела пальцем перед своим высоким упрямым лбом.
8
С этого дня Митрофан Ильич больше уже не пытался убеждать свою спутницу. Он сам покорно тащил драгоценный груз и резко отвергал все попытки девушки помочь ему в этом.
Ложась спать, он клал мешок под голову, предварительно намотав на руку его лямки. Спал он чутко, по-охотничьи говоря - "вполглаза". Каждый шорох заставлял его вздрагивать, настороженно поднимать голову. Он не доверял теперь ни лесной глуши, ни покою летних ночей, ни безлюдью этих заповедных урочищ, которые пока были обойдены войной.
И сны у него стали странные, тревожные, все об одном и том же. То снились вражеский офицерик и усатый переводчик, оба мохнатые, зеленые, неестественно плоские, точно вырезанные из картона. Наведя на него револьверы, они, пятясь, уносили заветный рюкзак. Митрофан Ильич рвался за ними, хотел догнать, отнять у них сокровища, но не мог сдвинуться с места ноги крепко прилипали к земле... То какой-то огромный, дикого вида человек выходил из-за куста, заступал дорогу и кричал: "Отдай золото!" А Муся стояла рядом и, как фарфоровая китайская кукла, согласно кивала головой: да, отдай, отдай, отдай!.. А раз привиделось даже, что мешок, лежавший под головой, стал погружаться в землю. Опускался, опускался, исчез, а на месте его появился серый камень-валун, и камень этот никак нельзя было ни сдвинуть, ни подкопать.