— Только с одним условием…
— Мне все равно.
— Если мы стремимся быть вместе, я хочу, чтобы ты больше походил на героя, чем до сих пор.
Келвину стало не по себе.
— Мне все равно не нравится убивать!
— Верно. Пусть так и будет, но ты Круглоухий из Пророчества, а не Морвин Крамб… И должен поставить себя так, чтобы тебя уважали! Именно ты должен принимать самые важные решения.
— Но… он единственный, кто знает…
— Конечно, прислушивайся к нему, но не позволяй управлять собой.
— Ну… я… думаю…
— Решайся, герой, или я опять тебя поцелую.
— Я… только сомневаюсь, что…
Она снова поцеловала его. Когда губы их разомкнулись, в голове Келвина стоял блаженный туман.
— Попытаюсь! — кивнул он.
— Вот и умница! — улыбнулась Хелн.
— Теперь мы нападем на бараки стражников, — заявил Морвин Крамб, показывая на карту. Все остальные согласно кивнули.
Келвин, сглотнув, подумал о поцелуе Хелн.
— Да! — воскликнул он. — То есть, нет!
И сам удивился. Но момент настал. Сейчас или никогда! Хелн права. Пора взрослеть.
Глаза шестерых мужчин, сидевших за столом в палатке, обратились на него. Морвин, казалось, забавлялся, взгляды остальных были либо удивленными, либо попросту недоверчивыми. Все знали, что Келвин — просто подставное лицо.
— Не понимаю, парнишка! — сказал наконец Пит Памвивер.
Он был здесь самым молодым и самым симпатичным из всех старейшин, которые боролись со стражниками еще до рождения Келвина.
Теперь Келвин должен был высказать свое мнение и идти до конца.
— Конечно, для вас я всего-навсего мальчишка, но кроме того, я еще и Круглоухий из Пророчества и считаю, что сам должен решать то, что делается моим именем.
Они не сводили с юноши глаз, ничем не показывая, принимают ли всерьез его слова. Келвин вновь начал было терять самообладание, но подумав о поцелуях Хелн, понял, что они были наградой, не наказанием, и захотел быть достойным такой награды.
— Чувствую, и знаю — мы не должны нападать на бараки.
— Куда же мы ударим? — спросил Морвин, отложив указку и несколько утратив снисходительный вид. Куда?
Келвин думал об этом раньше, и все решил, но теперь, казалось, все разом вылетело из головы. Усилием воли он взял себя в руки.
— Нужно возможно ближе подойти ко дворцу. Обойти бараки и штурмовать ворота.
— Это очень сложно. Придется перейти через Скалистые горы, — заметил Морвин.
— Мы сделаем это, — заверил Келвин. — Обойдем Хиннинг, вместо того, чтобы атаковать его, не говоря уже о Долдинге и Кенсисе. Пойдем прямо на Горшен.
— Не знаю, парень. Мне это кажется крайне неразумным.
— Может быть, — пожал плечами Келвин, исполненный неожиданного вдохновения, — именно так подумают и стратеги королевы, и устроят засады во всех этих местах. Мы не можем себе позволить рисковать.
Морвин немного подумав, кивнул:
— Возможно. Жаль, мы не узнаем наверняка.
— Жаль, — согласился Келвин, почувствовав себя гораздо увереннее. Он никогда не говорил о способностях Хелн, чтобы не подвергать опасности жизнь девушки, и было решено посылать ее в астральное путешествие только в самых крайних случаях. Морвин заявил, что не стоит впадать в слишком большую зависимость от возможностей Хелн, и Келвин целиком и полностью согласился с ним.
— Думаешь, нас будут ожидать в Хиннинге?
— Скорее всего!
— Ну что же, значит, стоит распространить слухи, что мы планируем штурм Хиннинга, а потом и остальных пунктов. А потом поступим, как ты предлагаешь. Это на случай, если среди нас есть шпион.
— Какие тут шпионы! — возразил Памвивер.
Но Келвин покачал головой. Он не всегда доверял тем, что следовал за ними повсюду, во время передвижений по лагерю. Может, Морвин хотел проверить, есть ли в лагере шпионы королевы, и вывести всех на чистую воду, прежде чем они узнают о Келвине. Во всяком случае, Келвину показалось, что Мор не особенно возражал против его попытки взять власть. Все же сомнения юноши насчет правильности его планов и способности вести армию в бой не улеглись.
17. Гнев королевы
Келвин оглянулся на строй Рыцарей, следовавших за ним, Джон, Крамбами и Памвивером. Они прошли уже около двух лиг и лошади начали уставать на крутых склонах. Здесь не было дорог, только протоптанные животными тропинки, усеянные галькой и булыжниками. Лишь воздух был истинным бальзамом для измученных воинов. Где-то ухали совы, среди камней то и дело мелькали пушистые бирверы.
— До Горшена очень далеко. К этому времени мы могли бы быть в Хиннинге.
«Да, — подумал Келвин, — еще час — и мы все могли бы погибнуть». Но ничего не ответил Морвину, потому что знал — его должны считать орудием Пророчества.
— Что скажешь, Кел? — весело спросил Лестер.
— Думаю, в Горшене мы сможем захватить их врасплох.
— Надеюсь, ты прав, братец, — охнула Джон, настоявшая на том, чтобы тоже отправится в поход.
Но энтузиазм ее быстро слабел по мере того, как возрастала усталость.
В Хиннинге чудовищный дракон поднял золотую голову, оглянулся на опустевшие бараки. Куда девались коричневые рубахи и зеленые панталоны, которые, как ему внушили, будут здесь? Чудовище наступило на забор, сокрушило крышу, расколов толстый брус — часть исковерканной катапульты. Драконам всегда были знакомы чувства голода и ярости, но этот испытывал нечто еще — злобу и раздражение — оттого, что пришлось проделать такой путь и не найти обещанного лакомого кусочка.
За большим драконом ползли еще четверо, поменьше, едва возвышавшихся над крышами бараков. Они были тоже разъярены. Драконы любили есть, спать и спариваться, все именно в этом порядке, и ненавидели голод и усталость.
Хвосты били о землю. Стены рушились. Брусья ломались, как соломинки. Сильная вонь драконьей мочи и навоза смешались с более слабым запахом человека. Знакомая еда. Где она? Здания сметены, и в них никого не оказалось. Но тут ветер переменился. Большой дракон поднял морду, фыркнул.
Там, на холме скрывалась добыча!
Почти обезумев от голода, драконы ринулись на людей в голубых с золотом мундирах, скрывавшихся за кустами, деревьями и скалами, отмахиваясь от маленьких палочек, летевших дождем и палок побольше, направленных в них. Поднятые хвосты, оскаленные зубы, огромные челюсти. Наконец-то можно начать пиршество!
Королевский стражник приближался на взмыленном коне к дворцовым воротам, что-то крикнул привратнику: его немедленно впустили и провели в залу для приемов.
Затанас все видел из окон своих покоев и почти угадал цель появления солдата. Поспешно натянув остроконечный колпак астролога — предмет туалета, неизменно производивший глубокое впечатление на дочь, — он почти выбежал из двери и промчавшись по коридору, поднялся по винтовой лестнице в маленькую приемную около залы, где поспешно вызванная королева давала аудиенцию. Она, конечно, знала о приходе отца, хотя тот скрывался за занавесом и слушал, как посланец заикаясь, повествует об ужасных новостях.
— О, королева, мы вышли из бараков и стали ждать, как приказано, но враг не пришел. Появились драконы. Они уничтожили Хиннинг, а потом… потом нашли нас.
— Хочешь сказать, — воскликнула королева, — что драконы снова напали на солдат?
— Да, Ваше Величество. Враг и близко туда не подошел. Из нас почти никого в живых не осталось!
— Отец! — резко воскликнула королева. — Иди сюда и объясни, почему ты сделал это со мной?!
Затанас глубоко вздохнул, проклял себя за глупость, совершенную много лет назад, когда позволил себе иметь ребенка, и вышел.
Королева представляла из себя трудно-забываемое зрелище. Она сидела на золотом троне; кожа ее отливала красным, как шерсть дракона, в кошачьих глазах цвета темной зелени вспыхивали гневные изумрудные искры. Пальцы, словно когти, сжимали изогнутые подлокотники трона. Королева выглядела скорее ведьмой, чем царственной особой; ведьмой из неведомой страны по ту сторону Провала, существом, в котором было больше звериного, чем человеческого. Словом, дочь находилась в своем естественном состоянии.