— Не скажу, — согласилась Джон. — Келвин все съест! Он очень любит жимолость.
Келвин сидел на бревне, мрачно ставясь в карту, и ковырял мозоль на ладони. Джон молча протянула ему ягоды.
— Это мне? — удивленно спросил он.
— Посчастливилось. Нашла целые заросли. Может, не очень сладкие, но на вкус не такие уж плохие.
— Знаешь, мне что-то не хочется. Я только поел и у меня неважно с желудком.
— От ягод сразу легче станет!
— Раньше ты никогда их мне не приносила, наоборот, норовила съесть мои.
— Я исправилась, — заверила Джон, — Неужели не могу сделать что-то для родного брата?!
— Конечно можешь! Слезай с ослика, съедим их вместе.
— Это для тебя. Я уже объелась, — пробормотала девушка.
— Так и знал, — кивнул Келвин, все еще колеблясь.
— В чем дело, Кел? — встревожилась Джон.
— Эта дурацкая перчатка. Она, почему-то стала теплой. И даже руку покалывает. Здесь поблизости, случайно, нет королевских стражников?
— Н-не думаю.
Что тревожит брата?
— Ну…
Келвин взял шапку правой рукой, поставил на бревно, но тут левая рука сама собой поднялась и смела все на землю. Ягоды посыпались в пыль.
— С чего это она? — недоумевающе спросил Келвин. — Уж и поесть спокойно нельзя!
Джон покачала головой. Может, перчатка не желает, чтобы Келвин стал храбрым?
Мокери невозмущенно подошел ближе, принюхался и начал есть ягоды.
— Джон, — нахмурившись спросил Келвин. — Может в этих ягодах что-то не то?
— Не то? — обуреваемая нехорошими предчувствиями переспросила Джон.
Если Келвин узнает, волшебство не подействует. Так сказал Эпплтон. Но теперь это неважно, ягоды все равно пропали.
Мокери дернулся. Глаза ослика закатились, он задрожал, и к ужасу Джон, медленно повалился на землю.
— Джон, что это? — вскочил Келвин. — Мокери! Где… где ты взяла эти ягоды?
Джон с трудом выкарабкалась из-под осла и взглянув на закрытые глаза и высунувшийся из пасти язык, поняла — Мокери мертв или умирает. И, кажется, она знала почему. Горло перехватило, страшная правда предстала во всей беспощадности.
— Он… сказал… ягоды волшебные и… могут сделать тебя храбрым.
— Джон, осла отравили.
Келвин взглянул на мертвое животное и перевел глаза на сестру.
— Я не знала! — заплакала Джон. — Не знала, Кел. Думала… ох, какая дура.
Бедный Мокери! Бедный, добрый, верный, храбрый, глухой Мокери! Что она с ним сделала! И что стало бы с братом? Слезы полились по щекам девушки.
— Я тебе верю, братец Чирей, — сказал Келвин. — Не надо плакать.
— Это он! Говорил мне такие слова! Сказал, что я хорошенькая. Я… я всему верила.
— Ну что ж, в этом он не лгал, — утешил Келвин. — Ты могла быть такой же красивой, как Хелн, если бы постаралась.
— Но он х-хотел обмануть меня, и заставить принести яд! О, Кел, как мне стыдно.
— Не стоит, Джон. Всякого можно обмануть. Мы найдем его и… Кстати, а кто это?
— Эпплтон. Ненавижу, ненавижу его.
Келвин затрубил в рог, и каждый находившийся поблизости Рыцарь немедленно бросил все дела и прибежал на зов.
Но Эпплтон, конечно, был уже далеко.
18. Круглоухий
— Я должна сделать это, Кел, — сказала Хелн. — Ты сам знаешь. После того, что случилось…
Келвин кивнул.
— Да, после того, как меня пытались отравить. Значит, Эпплтон был шпионом королевы. Нужно узнать, нет ли здесь и других шпионов.
— Я посмотрю, нельзя ли найти Эпплтона, но прежде всего, полечу к Затанасу и попытаюсь узнать, что он замышляет.
— Лучше подожди, — вмешался Мор. — У них здесь рыщут разведчики. Позволим им добраться до королевы; пусть узнает новости и тогда посмотрим, что они предпримут. Самое главное, успеть вовремя.
Келвин не мог не согласиться с ним. Не стоит Хелн попусту рисковать. Придется ей подождать день или два, прежде чем вновь съест ягоду. Он по-прежнему не мог вынести вида лежавшей без дыхания Хелн.
Затанас, мрачный как туча, изо всех сил пытался выглядеть могущественным чародеем, но на дочь его вид почему-то не произвел ни малейшего впечатления.
— Хочу, чтобы ты выпустил у него кровь! — велела она.
— Зачем?! Его кровь бесполезна. Нужен невинный человек, девственник, или девственница, иначе волшебство не будет иметь смысла.
— Неважно. Я жажду мести. Он должен был уничтожить выскочку, солгал, что исполнил приказ, а вышло так, что послал вместо себя девчонку! Неудивительно, что все пошло прахом. Путь теперь сам займет ее место!
— Лучше я сотворю зелье, делающее людей непобедимыми. Твой план — он провалился, и все потому, что круглоухий находится под защитой волшебства.
— Ты так думаешь?
— Знаю! Так же точно, как и то, что твой агент ничего не стоит. Может, бросить его моим ящерицам? Поверь, эта смерть не так уж легка.
— Значит, не возьмешь его кровь?
— Нет. Хочешь крови — отдай его палачу. Эта свинья любит терзать людскую плоть.
— Но он боится тебя. Эпплтон знает, что палач искромсает тело, а ты…
— Говорю в последний раз, дочь, не стану тратить время на бессмысленные затеи.
— Старый упрямец! — прошипела Зоанна, но при этом, очевидно, не обозлилась.
— Надоедливая ведьма!
Может, отец и дочь не стали бы беседовать подобным образом, знай они, что кто-то может послушать.
Прибыл посланец, покрытый пылью и грязью, пропахший кровью и конским потом. Его тут же провели к королеве.
— О, Ваше Величество! — воскликнул он, падая на колени перед троном. — Рыцари Круглоухого около Скэгмора, это всего в две езды от дворца.
Королева грозно нахмурилась, презрительно взглянула на посланца, потом на Питера Флика, своего последнего и самого ничтожного фаворита.
— Что ты думаешь об этом, Питер? Волшебство старика не действует!
— Думаю, — пропищал Питер, — настало время. Магия круглоухих против твоего круглоухого врага. Сделайте это, Ваше Величество, пока еще не поздно.
Он говорил именно то, что желала слышать королева. Такие черты ей и нравились в мужчинах. Если бы только ее отец не был таким упрямым ослом.
Однако, нужно было все хорошенько обдумать.
— Пророчество. Как могут смертные или бессмертные бороться с ним? Пророчества всегда сбываются.
— Но не всегда, как ожидается, — вставил Питер. — Может, это вовсе не тот Круглоухий? Нет, конечно, нет! У тебя ведь тоже есть круглоухие, Королева.
— Хорошо, что напомнил.
Королева небрежно потрепала острое ухо Питера:
— Тогда почему же я колеблюсь?
Питер взглянул на нее с жадным похотливым желанием в глазах, что и было его главным привлекательным качеством — он существовал только чтобы боготворить ее ум и тело. Взгляд был таким настойчивым, что королева почувствовала ответное желание увести его в спальню и сделать все, что пожелает душа.
— Посмею ли я напомнить, о королева? Посмею ли я сказать о том, что между нами существует э-э…
Он многозначительно приблизил губы.
— Да, да, конечно, — рассеянно согласилась она. — Но если Пророчество сбудется, мы проиграем.
— Наверное, — нерешительно кивнул Питер.
— Если мои отборные войска и волшебство отца не остановят врага, я применю магию круглоухих в…
— Королева, вы должны заставить Круглоухого сражаться на нашей стороне. В следующем же бою. Тогда Пророчество сбудется… только в вашу пользу.
— Да, возможно ты прав, Питер. Круглоухий будет сражаться в моих войсках. В следующей же битве. И он, дорогой Питер, будет вооружен сильнейшим древним волшебством.
Питер снова облизнул губы, сжигаемый непреодолимым желанием.
— Каким волшебством?
— Материнской любовью.
— Хм. Возможно, — промямлил Питер.
Решив, что пора кончать разговоры о дела, королева погладила самое чувствительное местечко фаворита.
— Пойдем! — велела она, отворачиваясь.
— Да, Выше Величество, — подобострастно поклонился Питер.