– Куда? – недовольно буркнул он, загораживая проход.
Круглов приблизился:
– Губчека?
– Хотя бы и так, – не опуская головы, протянул парень, словно давая понять, что это не место для праздного любопытства.
– Мне к товарищу Брюсу. Вот бумага.
Круглов вытащил из внутреннего кармана шинели листок и, развернув, протянул охраннику. Тот поднес документ к глазам, медленно, по слогам, прочел содержимое, затем внимательно посмотрел на комэска:
– Документы есть?
Круглов протянул еще одну бумагу. Парень вновь прочел все, что было написано в ней, важно свернул листки и вернул хозяину:
– Проходи, товарищ Круглов! Товарищ Брюс на втором этаже, третья дверь слева.
В приемной начальника отдела Губчека, за широким дубовым столом, склонившись, сидел краснощекий юноша в старенькой, но аккуратно выглаженной гимнастерке. Когда Круглов вошел, парень, тряхнув русым чубом, поднял голову. Комэска поразило его лицо – по-юношески красивое, приятное и в то же время до чрезвычайности непроницаемое и не по летам серьезное, почти каменное. Круглов даже почувствовал легкое замешательство, когда из-под этой маски вдруг сверкнули живые глаза и пронзили его изучающим взглядом серых глаз.
– Вы к кому, товарищ? – пробасил хрипловатый голос, никак не соответствующий юной наружности парня. Круглов быстро пришел в себя, крякнул и, злясь на свою минутную слабость, громко объявил:
– К товарищу Брюсу. Вот телеграмма и удостоверение. Меня вызвали с фронта.
Парень, мельком взглянув на протянутые бумаги, коротко, словно допрашивая, прохрипел:
– Круглов Григорий Михайлович?
– Он самый…
Парень с минуту разглядывал посетителя и уже мягче, но по-прежнему протокольно объявил:
– Товарищ Брюс на совещании. Раздевайтесь и подождите. Совещание закончится с минуты на минуту.
Круглов огляделся, нашел позади себя, в углу, вешалку и, скинув с плеча мешок, разделся. Подпоясал шашку, повернулся и вопросительно посмотрел на парня – что дальше?
– Присаживайтесь. Вас скоро примут, – сухо сказал парень, кивнул на стул и вновь склонился над столом.
Прошло пятнадцать минут. Непривычная для боевого командира кабинетная тишина стала раздражать. Вновь поползли мысли, которые не давали покоя в теплушке: «На черта вызвали? Скоро Тагил брать, а эти в тылу…» Круглова даже передернуло. Он недобро посмотрел на неразговорчивого секретаря.
– Скажи, пожалуйста, и по какому же делу меня с фронта вытащили? – не выдержав, спросил он с досадой.
– Вам все объяснят! – не поднимая головы, отрезал парень.
«Вот сволочь! – выругался про себя Круглов. – Какой же ты чекист? Крыса кабинетная, а не чекист! Попался бы мне на передовой…»
Но додумать, что бы он сделал с ним на передовой, не успел: дверь распахнулась, и в приемную, сверкнув круглыми очками, ворвался невысокого роста мужчина в ладно скроенном френче, быстро прошел, скрипя сапогами, к столу и протянул папку выросшему перед ним во весь рост помощнику:
– Документы разобрать по важности…
Затем, словно что-то вспомнив, вновь взял папку в руки, быстро вынул из нее несколько листков:
– Эти разослать Петрову и Костенко немедленно. Кстати, Костенко звонил?
Он снизу вверх посмотрел на подчиненного.
– Нет еще, Генрих Иванович…
– Свяжись с ним. Пока все.
Парень показал на Круглова глазами:
– Генрих Иванович, к вам товарищ с фронта. Круглов Григорий Михайлович. По вашему распоряжению.
Мужчина повернулся, быстро взглянул на поднявшегося комэска и, пройдя к нему, протянул руку:
– Здравствуйте, товарищ Круглов! Очень кстати. Как доехали?
– Ничего, доехал, – выдавил, пожимая руку, Круглов.
– Я начальник особого отдела губернского Чека – Брюс Генрих Иванович. С вами я уже заочно знаком. – Он взял Круглова под локоток. – Прошу в кабинет, Григорий Михайлович, есть важный разговор…
Брюс пропустил посетителя вперед и, пройдя следом, прикрыл за собой дверь.
– Присаживайтесь! – указал он Круглову на стул за приставным столиком. – Буквально одну минуту…
Брюс прошел к своему столу, торопливо сделал карандашом запись в тетради и, вернувшись, сел напротив. Поправил привычным движением очки, помолчал и неожиданно спросил:
– Значит, воюете в 29-й дивизии, Григорий Михайлович?
Круглов осторожно, пытаясь понять, о чем пойдет речь, кивнул.
– Как идут дела на фронте? Наступаете?
Григорий прокашлялся и неуверенно подтвердил: