Захар закурил.
– Нет уж времени. Возвертаться надо. Завтра с утра вертолет прибудет.
– И что же теперь? – спросил Павел.
Прохор не спеша уселся на стоявший рядом пень.
– А что теперь… Вы – назад, в деревню, а мы с Настюхой – на зимовник… Вестимо что…
Наступила грустная тишина. Словно что-то оборвалось, недоделалось… Неожиданно глаза Трофима сверкнули:
– Дед, а ведь ты говорил, осенью дело было, как сейчас…
– Ну и что с того?
– К чему это ты? – выпуская изо рта дым, спросил Захар. – Говорил же – к делу это никаким боком…
– А я, Васильич, вот что подумал: что если мы по Гнилухе подымемся к Собачьей горе?
– Зачем это? – недовольно буркнул Прохор.
– Как зачем? – воскликнула Настя. – Может, осенью искать надо! Может, только осенью тот «пояс» и кажется!
– Погоди, коза! – одернул ее охотник. – Ты куда это клонишь, паря? Золото захотелось, что ли? Тебе на что гора-то?
– А хотя бы и захотелось! – запальчиво воскликнул Трофим. – Вдруг мы тот «пояс» и отыщем? Паш, ты как?
Ответить Павел не успел.
– Дурак ты, Трошка! – рявкнул Прохор. – Думаешь, самый умный, что ли? Собачью и без тебя уже обшарили во все сезоны! Ни один уж пострадал через тот «поясок»! Таких вот, как ты – охочих до золота дармового, – полно было! Чушь это все! Слава богу, позабыл народ, так нет же – Трошка объявился!
Прохор сокрушенно сплюнул. Трофим, открыв рот, застыл. Глядя на его растерянное лицо, Павел вдруг понял, что вот так все может и кончиться… Он сказал первое, что пришло в голову:
– Может, о Дункеле узнаем что… Череп все-таки…
Даша с удивлением посмотрела на мужа.
Прохор, не оборачиваясь, вздохнул:
– И ты туда же… Ученый вроде…
Словно провинившиеся, ребята примолкли. В наступившей тишине отчетливо протрещал костер, сердито шумнул лес, будто чем-то недовольный, и как-то недобро, беспокойно прокричала в дебрях неведомая птица…
Захар пощупал сапог:
– Кажется, просыхает… – Он помолчал. – В общем, так: завтра вертолет, а посему, как просохнем – собираемся и трогаем. Вот и вся музыка…
Трошка тяжело выдохнул.
– Дед, что это? – неожиданно вскликнула Настя, протягивая руку в сторону реки.
Все обернулись: над Гнилухой клубились неизвестно откуда взявшиеся пары тумана – сначала мелкими барашками, затем разрастающимися на глазах мутными языками, медленно взымающимися вверх, и вскоре уже все русло заволокло белой густой пеленой.
– Что за дела? – прошептал изумленно дед Прохор. – Никак туман? В такое-то время…
Белая масса, так же неожиданно, как появилась, стала бледнеть; сквозь пелену проступили силуэты деревьев противоположного берега, блеснула вода… И вдруг посреди реки взмыли вверх новые языки пара, ощетинились, словно гигантские зубья, заклубились на острых концах и незаметно оформились в отчетливые фигуры людей – в длинных одеждах, в странных головных уборах, медленно, один за другим двигающихся вверх по воде… Они достигли изгиба реки, поползли по склону возвышающего мыса и так же, один за другим, рассеялись на его вершине.
В то же мгновение туман над рекой окончательно растаял, как будто его и не было; вновь печально протрещал костер, стрельнуло искрами прогоревшее полено, и стало тихо.
Никто не шевелился. Оцепенев, все смотрели на мыс, где только что исчезло таинственное видение.
– Матерь Божья! – прошептал наконец Прохор. – Никак – знак?
– Что это было, дед? Неужто… – Голос Насти сорвался на полуслове.
– Бр-р… Ей-богу – призраки будто! – прошептал Трофим. – Жуть какая-то! Сколько их было?
– Семеро, кажется… – неуверенно пробормотала Даша.
– Господи! Ты и говорил про семерых… – Настя испугано взглянула на деда.
– Семерых кого? – по-прежнему шепотом спросил Трофим. – Беляков, что ли? Значит, точно – знак… Показывают, куда идти надо – вверх по Гнилухе!
Он подскочил:
– Говорю же – на Собачью гору идти надо!
– Затарахтел, тарахтелка! – вдруг рассердился Прохор.
– Говорю вам – есть там что-то, на Собачьей! Они сами показывают! Идти надо!
– Чур тебя! – одернул Прохор. – Идти… Без головы остаться хочешь? Туда-то и добрые охотники не ходят…
– Ну, хватит! – подал голос Захар. – В десятом веке, что ли? «Знак», «призраки»… Явление природное, да и только… Развели мракобесие! И ты еще, Прохор Николаевич…
– Э-э, зря ты так, дядя Захар! – обиженно воскликнул Трофим. – Неслучайно все это: как заговорили о Собачьей горе, так они и показались! Ясно ведь! Идти надо! Нет – так мы сами пойдем!