Размышления прервал голос Насти:
– Какая любовь!.. – растроганно произнесла она.
– Любовь, любовь … – проворчал Прохор. Он сказал еще что-то неразборчивое и, уже обращаясь к Павлу, спросил:
– Ты вот что скажи, парень, – как твою прабабку-то величали? Это-то хотя бы знаешь?
– Знаю. Марья Михайловна.
– Во как! Выходит, сестры они с зазнобой дункелевской… Раз она про Машу поминала?
– Выходит, – рассеянно выдавил Павел.
Неожиданное замечание старого охотника словно подтвердило невероятную догадку: прабабка была сестрой этой Дарьи… Потому-то и хранила тетрадь сестры – как дорогую память… И тайгу знала потому…
От этой мысли Павлу стало не по себе. Но тогда…
Павел не успел додумать, что было бы тогда… Прохор, словно угадывая его мысль, вкрадчиво спросил:
– А прадеда твоего, случаем, не Александром звали?
Все притихли.
– Не знаю… – с трудом выговорил Павел. – В семье ничего о нем не знают… Вроде арестован был… сразу после женитьбы, на московской квартире. Пропал потом. Дед по крайней мере ничего об отце не знал; и мать его… то есть моя прабабка, никогда не рассказывала о нем… В общем, не знаю!
– Дед, значит… – протянул негромко Прохор. Он помолчал. – Получается, род ваш по отцовству идет… И фамилия тогда, какая же у вас?
– Клычковы… – вместо мужа ответила Даша и, смутившись, спросила: – А что?
– Да так… – покачал головой охотник. – Только сдается мне, что тот, что с дамами ушел, Клычков и был…
– Ух ты! – воскликнул Трофим. – Вот это оборотик!
Даша с изумлением посмотрела на освещенное костром лицо Павла и тихо прильнула к нему.
Савелий мотнул головой в сторону Павла:
– А парень-то, кажется, голубых кровей!
В эту ночь Павлу снилась его Даша: в белой шляпке, светлом воздушном платье… Мимо нескончаемой чередой проносилась конница, вздымались к небу разрывы снарядов, а Даша с улыбкой смотрела на него и все не слышала, как он беспомощно кричит ей: «Даша, назад, назад!»
Глава 19
Утро было пасмурное, промозглое. Но отчего-то над болотом клубился густой туман. Путники с тревогой посматривали на белую пелену, преграждавшую выход из каменного коридора, – идти в таком тумане по дикому болоту было нельзя… Но к концу сборов туман неожиданно стал редеть. Сначала показалась высокая осока, росшая по краю болотной топи; ее вскоре стало видно отчетливее дальше, и к тому моменту, когда все были готовы к выходу, туман окончательно рассеялся, и перед ними вновь разверзлась безмолвная темно-зеленая ширь, пропадающая где-то у все еще скрытой клубящимся туманом Николиной горы…
Прохор хмуро оглядел путников, кивнул в сторону болота и, не говоря ни слова, ушел вперед. Все тронулись за ним.
Едва под ногами захлюпала темная жижа, охотник остановился, голос его прозвучал сухо и назидательно:
– Отсюда и пойдем. Идти, как толковал, след в след, по кочкам! Ежели в другое место ступаете – то прежде палкой проверьте, твердо ли! Ну а ежели кому окунуться придется – не суетись – засосет только… Положи палку поперек себя, да и гукни – мол, помочь надо! Понятно ли?
Путники сосредоточенно закивали.
– И еще… Всем кидаться на помощь не сметь! Помогают только ближние: подали палку и тянут полегоньку… Остальным со следа ни-ни! А потому идем, чередуясь: кто покрепче – сначала, за ним – кто послабше: за мною Даша, за ней Настя… За Настей – ты, Семен… – Охотник смерил молчуна взглядом. – За тобой, значит, – Павел, затем Савелий Иванович… Ну а за всеми уже ты, Трошка…
– Может, я за Настей? – подал голос Трофим. Настя с любопытством поглядела на парня.
– Цыц! – гаркнул дед. – Пойдешь, как сказал! Позади – и все!
Неторопливо, вытянувшись один за другим в указанном Прохором порядке, путники стали продвигаться вперед – медленно, осторожно, изо всех сил стараясь попасть в уже проложенный след… Вокруг было тихо; унылый однообразный пейзаж окружал их. В высокой, доходившей до бедра осоке, то там, то здесь попадались сухие островки, усыпанные кустарничками клюквы, изредка – багульника, торчали одинокими кустами уродливые, скрюченные от нездоровой почвы березки…