Через полчаса послышался и пропал едва уловимый стук копыт… «Круглов… Перешли на шаг…» – решил про себя Калюжный. Вскоре показались и силуэты всадников.
Комэск подъехал к Калюжному, остановился, молча поворотил коня в сторону отряда. Не проронив ни слова и не взглянув на зама, он подождал, когда все соберутся, и тихо скомандовал:
– Пошел!
Калюжный, казалось, только и дожидавшийся приказа, встряхнул повод, с размаха вонзил шпоры в бока лошади и с грохотом вылетел из-за скалы. За ним, словно испуганные, сорвались с места лошади Пыреева, чекистов авангарда, а следом, с разбега врываясь во тьму, – остальные.
Круглов на скаку обнажил наган, лихорадочно поискал еще не привыкшими к темноте глазами заимку и, наконец разглядев ее, изменил направление, свирепо хлестнул лошадь и, увлекая рассыпавшихся по склону всадников, стремглав понесся к, казалось, вымершей избе…
Калюжный миновал заимку, проскакал дальше и, когда мчавшиеся за ним всадники вытянулись вдоль чернеющего внизу леса, резко повернул лошадь и встал лицом к горе. Остальные, проскакав дальше, растянулись по линии и также повернули лошадей: теперь бежавшим из избы бандитам был один путь – между горой и ощетинившимися карабинами чекистами…
В избе ничто не подавало признаков жизни. Подскочив к крыльцу, находившему со стороны леса, Круглов осадил лошадь и, наставив на дверь револьвер, кивнул уже спешивавшемуся Прокопенко. Тот вместе с несколькими бойцами вбежал на крыльцо, выбил ногой дверь, и один за другим все исчезли во мраке проема. Послышалась возня.
Краем глаза Круглов неожиданно заметил светлое пятно, мелькнувшее за углом амбара. Пятно промелькнуло и пропало в темноте. Через минуту справа, у леса, раздался вопль Пыреева:
– Стой, гад, стрелять буду!
В ответ послышалось неожиданное:
– Вася! – прокричал испуганный голос. – Чего это вы?
С минуту было тихо. Потом вновь голос Пыреева:
– Подними руки, иди сюда!
И вдруг в темноте чиркнула вспышка, и трескучий звук выстрела пронесся по склону…
Послышался глухой топот копыт: было слышно, как кто-то тяжело спрыгнул наземь и пронзительный вопль оглушил округу:
– Что ты наделал! Убью!
На крыльцо выскочил Прокопенко.
– Взяли бандита? – задыхаясь, прокричал он.
– Вы-то кого взяли? – сердито осадил Круглов, не глядя на комвзвода.
– И брать некого – оба в стельку пьяные! Третий сбег – на сеновале спал, в амбаре. Взяли его? Он стрелял?
– Будь здесь! – скомандовал Круглов, поворачивая лошадь.
Когда он подскочил к распластанному, белеющему нижним бельем телу, происходящая рядом борьба двух сцепившихся друг в друга и катающихся в темноте мужиков была в самом разгаре.
– Матросы-папиросы! – изумился Круглов, скорее услышав, нежели разглядев их. Он вздернул вверх руку и выстрелил. Соперники расцепились, отпрянули друг от друга и, сопя, стали подниматься.
– Под трибунал упеку, тварь! – отряхиваясь, прошипел Калюжный справа.
– Что у вас здесь? – сердито прокричал Круглов.
Слева кто-то всхлипнул, и голос Пыреева бессвязно пробубнил:
– Евдоким это был… брат… А эта сука… Сдавался он… руки поднял… А он убил… зачем?
Круглов обалдел – у холостого Пыреева, кроме брата, никого из семьи не оставалось.
– Зачем стрелял? – не помня себя, прорычал он в сторону Калюжного.
– Зачем бандита пристрелил? – выкрикнул из мглы замком. – Ты-то не спрашивал – зачем, когда в офицера стрелял!
Круглов, задохнувшись, уставился в темноту.
– Езжай за мной!
Калюжный нагнал его на полпути к заимке, окна которой теперь светились тусклым мерцающим светом; поравнявшись, он осадил коня и пошел рядом. Оба молчали. Стиснув зубы, Григорий уводил зама подальше от убитого горем земляка.
Уже у самой избы он вдруг остановился и с разворота, едва сдерживая себя, прошипел:
– На хрена стрелял, подлец? Брат же это был, сволочь!
Желваки заходили на лице Калюжного, едва различимом при тусклом свете окон; медленно, делая ударение на каждом слове, он зло выговорил:
– А ты меня не сволочи, Григорий Михайлович! Бандит это! И не убил я, а спас Пыреева… От пули брата-бандита…
Кровь ударила в голову Круглова. Сжав зубы, чтобы не дать волю нервам, он через силу выдавил:
– Ты-то откуда знаешь, кто бандит, а кто – нет? Кто тебе право дал судить! Ты что же – царь, бог? Что ты вообще знаешь, отчего он здесь оказался?