– А ты знал – там, на берегу? – Глаза Калюжного гневно сверкнули. – Я – чекист, верный страж советской власти… и, надеюсь, ты тоже!
Круглов смотрел на Калюжного долго, изумленно, словно не узнавая его. «Вот ты какой, студент… – подумал он. – Слова-то правильные выводишь, да все ж не то… Не понимаешь, мерзавец, в чем разница… В толк не возьмешь, что своего же товарища-чекиста сделал убийцей собственного брата! Дурак! А еще “революционер”…» Отвернувшись, он сплюнул:
– Гнида ты, а не страж! – Круглов помолчал и, давая понять, что разговор окончен, приказал: – Людей расставь! Чалый наверняка явится – всем начеку быть! Особенно со стороны Гнилухи, с севера… Иди! Небось и выстрелы слышали…
На крыльцо вновь выскочил Прокопенко:
– Взяли?
– Чего одно и то же долдонишь! – вдруг набросился на него Круглов. – Мохова нашли? Поднимай его!
Опешивший Прокопенко пролепетал:
– Так если б знал, кто из них кто! Оба – как мертвецы…
– Со шрамом на щеке он! Через три минуты чтоб языком шевелить мог – делай с ним что хочешь! Не ровен час – Чалый явится, не до Мохова будет, а нам про Дункеля да людей его знать надо! Бегом, матросы-папиросы!
Комвзвод мгновенно исчез за дверью. Калюжный при упоминании Дункеля в нерешительности замер.
– А ты что стоишь? Не слышал, что ли? – взревел Круглов. Замком, сорвавшись с места, растворился в темноте.
В избе кроме Прокопенко оставалось еще двое чекистов. Прошло немало времени, прежде чем они кое-как привели Мохова в подобие чувства. Разбитого, взъерошенного и мокрого от вылитого на него ведра воды, пленника усадили перед заставленным бутылками и остатками многодневного пиршества столом.
С виду это был здоровенный, лет сорока мужик с бычьей шеей, пузырившейся венами из-под серой расстегнутой настежь косоворотки … Качаясь из стороны в сторону, так что одному из чекистов приходилось держать его за ворот, он с трудом отрывал подбородок с груди, бессмысленно косил едва приоткрывавшийся при этом то один, то другой глаз и смотрел им туда, куда сваливалась тяжелая голова. Взлохмаченная, с проседью шевелюра его то и дело спадала вниз, хлеща сальными волосами дубленное ветрами красное лицо, правую сторону которого прорезал глубокий, на всю щеку шрам.
– Такие… кто?.. чего надо? – бормотал он. Круглов прошел за стол, гневно оглядел его и вдруг со злостью, одним движением смахнул ножнами шашки объедки. Посуда с грохотом повалилась на пол; свечки, почему-то расставленные на подоконниках, испуганно замигали. Мохов вздрогнул, поднял голову и открыл щелки глаз.
– Ты, что ли, Гришка? – Голова вновь упала на грудь. – Чего тебе?
– Убить тебя, сволочь, пришел! – спокойно и грозно объявил Круглов.
– Это… за что же? – пробурчал пленник.
– Где Дункель?
– Какой такой?..
Комэск медленно обошел стол, встал перед проводником и, проведя ручищей по грязным волосам, притянул голову к своему лицу.
– От тебя самого зависит твоя смердячая жизнь, гнида… Где Дункель, у которого ты за проводника был?
– М-м… не знаю, – промычал Мохов.
– В Глуховку ты его привел?
– Я.
– Зачем?
– Приказали…
– Кто?
– Гад колчаковский, из контрразведки ихней… Говорил, из-под земли достанет, по следу идти будет… Повесить грозился…
Круглов с презрением отбросил моховскую голову, и та, помотавшись, безвольно упала на грудь.
– Сволочь, с контрразведкой якшался! – Постояв, он сел на край стола.
– Зря ты со мною возишься, Гриша, – неожиданно проговорила голова. – За Чалым мы послали, тут уже должен быть…
Комэск и комвзвод переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели в окно – уже светало.
– Для чего послали? – повернувшись, спросил Прокопенко.
– Кто это, Гриша? – исподлобья глянув на него одним глазом, спросил пленник.
– Чекист это, Мохов, чекист… Так для чего за Чалым посылали?
– Для чего? – Мохов откинул голову. – Так ведь Дункеля он на заимке своей ждал… а офицер ушел… Сказал, что вернется, но ушел… Чалый просто так не отпустит – сам придет…
– Куда ушел, зачем?
Мохов засмеялся, но захлебнулся и, прокашлявшись, уставился на комэска:
– Зачем ушел? Понятное дело – добро прятать! Залез ночью на самую вершину Собачью, а как слез – говорит: меч на поясе подсказал, идти надо. Ха-ха… – вновь залился смехом и захлебнулся он. – Думал, с ума штабс-капитан выжил… Всю ночь пили… А утром просыпаюсь – голова болит, а их уж и след простыл… Так-то вот… – Мохов перестал смеяться и зло посмотрел на Круглова. – Но куда ушли? А? Эх ты, Григорий Круглов! И ты туда же! Золотишка захотелось? Так я не знаю куда! Это вы с Чалым разбирайтесь!