Круглов замотал головой: в пьяной ахинее, которую нес проводник, он почувствовал что-то важное…
– Погоди, матросы-папиросы… Ну-ка, бандит чаловский, давай-ка по порядку!
– По какому такому?
– А начни с того, как ты лошадей Дункелю привел на Гнилуху…
Мохов прекратил мотать головой, внимательно, казалось здраво, посмотрел на Круглова. В это время позади него, за стенкой, послышался звук открывающихся и захлопывающихся дверей: кто-то тяжело прошел по скрипящим половицам сеней, потоптался у входа, будто не решаясь войти, и в светлицу отворили…
Круглов нетерпеливо махнул головою вошедшему Калюжному – проходи скорее, мешаешь! Сидевший перед ним Мохов медленно, всем туловищем, обернулся и тут же, как ошпаренный, вернул лицо в прежнее положение – он словно протрезвел. Странное преображение не осталось без внимания комэска. Григорий перевел взгляд на зама: Калюжный, показывая всем видом, что извиняется за прерванный допрос, тихо прошел в угол за спиной пленника, поднял перевернутый табурет и неслышно сел.
– Вот значит, как… – неожиданно проговорил Мохов. – В ряженых играем… Ну что ж… вины на мне нет – спрашивай!
Слова старого прохвоста разозлили Круглого. Недобро глянув на него, он сквозь зубы процедил:
– Ты мне дурку не валяй, матросы-папиросы… Мне с тобою цацкаться некогда, подстилка чаловская… Говори, как было!
Мохов скосил глаз в сторону занятого замкомом угла, поднял глаза на Круглова и презрительно сказал:
– Нечего мне говорить! Привели Дункелю коней, на следующий день пошли на Собачью – все!
– Зачем на Собачью-то? – спросил стоявший рядом Прокопенко.
Мохов, не спуская глаз с Круглова, поинтересовался:
– И ему отвечать?
– Отвечай…
– Не знаю, зачем. Чалый отпустил Дункеля на Собачью, чтобы потом прислать туда людей и проводить на дальнюю заимку. Сам не мог – дела были… кое-какие… Офицеру же дорогу туда ни за что не найти было… А мне было велено вернуться в Глуховку – смотреть, что там да как… Вот прислал Евдокима Пыреева и еще двух…
– Дела, значит… Остапова стрелять? – Глаза Круглова сверкнули. – Небось и ты его кровью замаран, сволочь!
Мохов отвел глаза:
– Нет на мне его крови… А на ком есть – того не знаю!
– А лошади для чего же понадобились? Для дам? – вновь спросил Прокопенко. Проводник на этот раз внимательно посмотрел на комвзвода, на его перевязанную бинтами голову:
– Все-то знает твоя голова… Оттого, видать, и пули все по ней! – Он отвернулся. – Не для них. Чалый тоже думал, для барышень, но, когда привели лошадей, их уже не было. Для них самих лошади нужны были…
– Как это не было? – Круглов посмотрел на заерзавшего в углу Калюжного. – Куда же они делись?
– Кто его знает… Капитан поначалу говорил, что захворали они, вместе с прапорщиком в палатке лежат. Я поверил сначала; потом гляжу – коней их нет. Думал, гуляют где-то… Один Дункель был с солдатами… все без погон… в рядовых шинелях… – Мохов поморщился, как от внезапного приступа головной боли, и, выждав минуту, закончил: – Утром собираться – их нет. Спросил про дамочек – где, мол? Обрубил, гад – не твое, говорит, собачье дело… Так вот. А мне-то что – ящики на месте, да и ладно…
Круглов молчал. «Врет или нет? – думал он. – От сути уводит? Не похоже… А если не врет? Куда прапорщик мог увести женщин? Главное – зачем? Пятеро мужиков было с ними – в тайгу бежали, а тут на одного положились… Или кончили их? Вместе с лошадьми, что ли? Ерунда какая-то…» Он посмотрел в глаза пленника:
– Все-таки куда могли деться? Сам-то что думаешь?
Мохов пожал плечами:
– Верно, назад бежали, по тайге, окольно Глуховки… Дорогу уже знали… Да и правильно сделали: сынки бы чаловские все равно до их подолов добрались!
«И то верно, – подумал Круглов. – Хотя рискованно, матросы-папиросы, одним по тайге… Да и куда?»
– Что дальше было? – нарушил наступившую было тишину Прокопенко.
– А что может быть! Кинули ящики на лошадей; капитан верхом, мы с солдатиками – ножками, так и добрались…
Круглов многозначительно покосился на Калюжного:
– Значит, схоронил все-таки добро, раз оба на лошадях были, – напомнил он недавнюю встречу со штабс-капитаном.
– Схоронить-то схоронил, только один Дункель на лошади был, – поправил ничего не понявший пленник.
– Понятно… – рассеянно кивнул комэск. – А здесь, на заимке, что было? Куда он делся, Дункель?