Вызванная воображением поверхность озера дрожала и колебалась. Чуда медленно выдохнула и вышла наружу, позволила солнцу согреть болящее тело.
Но ведь план очень опасен — не только для нее и компаньонов, но и для всех людей, кому она, Чуда, решила дать микстуру огненного корня.
Боги, поверить невозможно, что и правду пообещала такое. Сколько же она вчера выпила?
Но ведь она может дать фермерам микстуру. И вправду может…
Летти пообещала сохранить им жизнь. Насколько возможно, конечно. Но даже это зыбкое обещание не распространяется на охранников Мантракса. Они-то останутся на совести Чуды. Причем все. Балур сказал, что хочет убить их. Само собой. Такой уж обычай у его народа. Она читала про аналезов: суровый народ на суровой земле, отчаянно выскребающий жизнь среди скал и песка Аналезианской пустыни. Живущие там убивают за каждый глоток воздуха, убивают потенциальную пищу, друг друга, всех — пока не убьют их самих.
Нет, лучше держаться подальше от подобного насилия.
Но получится ли?
Ведь стражники дракона — негодяи. И драконы — негодяи. Правда, рептилий можно извинить: они ведь не люди. У драконов свои потребности и обычаи, не всегда совместимые с человеческими. Так уж оно в тавматобиологии. Но стража… они все добровольно сделались ворами и убийцами. Разве они не заслужили смерти?
Возможно. Но только не от ее руки. В этом она поклялась. Нерушимо.
Но от ее воли… нет. Нельзя взваливать на свои плечи вину за их смерть.
Однако — почесать, погладить брюхо дракону!
Чуда сжала и расслабила кулаки, затем занялась гимнастикой, предписанной ритуалом. Каждое упражнение нацелено на то, чтобы теснее сблизить тело и разум. Каждое — успокаивает внутреннее озеро. Каждое — гасит волнующий его ветер. Каждое — совершенствует спокойствие.
— Мать моя! Что это, во имя черного глаза Лола, такое?!
Грубость вырвала Чуду из совершенной душевно-телесной гармонии и швырнула наземь. Душа звучно плюхнулась в грязь. В паре шагов стояла Летти и показывала пальцем на фургон.
— Это моя повозка, — ответила Чуда, потому что это и в самом деле была ее повозка.
Кажется, Летти ответ не удовлетворил.
— Боги святые, а как она сюда попала?
Увы, поверхность озера потеряла спокойствие. Кажется, приближался шторм.
— Я приехала на ней вчера вечером, — сообщила Чуда, чувствуя солнечное тепло на правой щеке.
— Так где, во имя Пантеона, твоя лошадь? Где трижды клятая оглобля для нее? Где упряжь? Где гребаные поводья?
Он здесь, жар ее сна. И жар солнца. Жар огня — сгущающийся, собирающийся в ладонях, кончиках пальцев.
Чуда медленно выдохнула, сжала кулаки, надеясь, что наемница не заметила струек дыма, сочащихся между пальцев.
— Это тавматургическая повозка, — выговорила Чуда спокойно и размеренно. — Ее двигает тавматургический двигатель.
— То есть вон та штука в середине, выглядящая отпрыском духовки, отдавшейся спьяну набору алхимической параферналии?
— Да, — ответила Чуда, стараясь давать простые ответы и сохранять внешнее спокойствие.
Главное — имитировать то, чем хочешь быть.
За спиной послышались шаги. Летти скосила глаза, и ее лицо скривилось от омерзения. Наверное, Фиркин так и не пополнил свой утренний костюм.
Но Летти это не отвлекло.
— А что случилось с гребаной клятвой больше не колдовать? — прошипела она.
Еще один успокаивающий вдох. Теперь пошло легче. Чуда понимала недоверие людей к магии. Она сама не доверяла магии, хотя и занималась ею. Никто не любит, когда его опровергают, особенно если имеешь дело с фундаментальными законами мироздания.
— Я не практикую магию, — пояснила Чуда. — Но человек, создавший повозку, — практикует. Я всего лишь купила у него двигатель и теперь езжу на нем.
— Применяете магию? — недоверчиво спросила Летти.
— Суть нанимает в пользование, имея, как хозяин небольшого бизнеса, — пояснил из-за спины Чуды Балур, изображая дружескую помощь.
Чуда воспользовалась замешательством Летти и уверенно заявила:
— Я не совсем понимаю вашу озабоченность.
— Мою озабоченность? — рассмеялась Летти.
Чуда почти достоверно определила смех как не очень искренний.
— Я озабочена потому, что проспала целую ночь в дюжине ярдов от магической бомбы, о которой мне ничего не сказали!
— Это не бомба, — терпеливо и ободряюще заверила Чуда. — Это двигатель.