— Посмотри на свою тонкую талию, — сказала Кэтрин. — А. я никак не могу восстановить свою фигуру после рождения Освальда. Но я не могу ждать, пока опять забеременею. По меньшей мере это было бы неплохим предлогом, чтобы не носить эти ужасные корсеты.
— Я бы лучше носила корсеты, — сказала Либби. — Мне было ужасно плохо при последних родах.
— Но это было четыре года назад, Либби, — укоризненно ответила Кэтрин. — Я не знаю, как тебе надолго удается избегать этого.
— Хью не хочет, чтобы я постарела до времени от вынашивания детей. Он говорит, что мы не животные.
— Тогда мой Роджер, должно быть, животное, — сказала Кэтрин и засмеялась. — Он не может ждать, чтобы не запустить в меня свои когти снова после Освальда. Но я полагаю, поэты — другие люди. Хью всегда был похож на книжных положительных героев. Я знаю, — добавила она, — он хотел бы повидаться с нами. Хью так хотел увидеть Освальда.
— Да, я тоже так думаю, — сказала Либби, пытаясь скрыть улыбку. Она чувствовала себя победителем, вспоминая о том, как Кэтрин хотела Хью.
Как-то семья Кэт пригласила Хью на литературный вечер в доме Либби. Отец Либби тогда весьма боготворил культуру и искусство.
— А вот талантливый молодой поэт, только что приехавший из Англии, — объявил отец Кэтрин.
Либби была в восторге и от Хью, и от его манер. Когда он читал свои стихи, его голос был так мягок и элегантен, что Либби была готова слушать всю ночь. Она наблюдала за ним: космы его мальчишеских волос, спадающие на лоб, его глаза — черные и немного затравленные. Тогда-то она самоуверенно и решила, что выйдет за него замуж. Но и Кэтрин тоже влюбилась в Хью. И как раз это подтолкнуло Либби к принятию быстрого решения.
Ей было семнадцать. Она была уверена в том, что знает все, что нужно знать о жизни.
Теперь, спустя восемь лет, ей было тяжело признать свою ошибку. Она подозревала, что Хью никогда не будет таким желанным, каким она когда-то его полюбила.
Он был даже более мечтателен, чем поэт, очаровательный малыш, который никогда не вырастет, человек не от мира сего.
На него было трудно сердиться, когда он поступал безответственно.
Как-то Хью купил ей кашемировую шаль, которую ей очень хотелось иметь.
Ему было безразлично то, что у них не было денег на шаль. Он поставил Либби перед выбором: либо вернуть шаль, не говоря ему об этом, либо выклянчить у ее родителей еще денег. Она терпеть этого не могла. Либби унаследовала от отца не только сильную волю, но и гордость.
Вернувшись после прогулки по саду в дом, Либби услышала, как ее мать говорила миссис Робертсон:
— Бедное дитя. Конечно, мы сделаем все, что сможем.
Либби поняла, что разговор идет о ней.
— Но ты знаешь, какая она — никогда никого не слушает. Отец пытается посоветовать ей…
«Слушай отца» — это были любимые слова матери.
Отец любил читать нотации по любому поводу: как правильно кормить малыша, как надо носить шляпку…
Для матери Либби отец был самый умный, самый обожаемый человек — она готова была слушать его часами.
Либби не была столь послушна, как мать, и часто выходила из комнаты, чтобы не разразился скандал.
Миссис Робертсон собрала всех за столом. Либби сидела между Кэтрин и полковником Хардвиком. Она вежливо отвечала на вопросы, но мысли ее были где-то далеко. Она опять вспомнила о письме. Почему Хью не поделился с ней? За все восемь лет их совместной жизни она не могла вспомнить, чтобы была хоть какая-то связь с родственниками мужа. Он говорил, что поругался после большого скандала и порвал с ними отношения.
Ленч затянулся, а когда они вернулись домой, оказалось, что Хью ушел на прогулку.
Только вечером в спальне, готовясь ко сну, она снова смогла спросить его о письме.
— Ну и что там в письме? Плохие новости? — спросила Либби.
— Наоборот — хорошие. Мой отец умер.
— Но это ведь…
— Я ненавидел отца. Он ненавидел меня. Когда я уезжал в Америку, его последние слова были: «Либо возвращайся мужчиной, либо вообще не возвращайся». Я был не таким, как он. Мне не нравилось убивать животных ради собственного удовольствия и заниматься другими неприятными мне вещами, которыми положено заниматься английским джентльменам.
Он засмеялся.
Воцарилась тишина. Либби ждала, когда он еще что-нибудь скажет. За закрытой дверью она слышала, как идут в холле часы, оставшиеся еще от деда. Их глубокий «тик-так» стал сердцем всего дома.
— Но он простил тебя перед смертью? — спросила Либби, не в состоянии терпеть тишину.
— Я не знаю, — ответил Хью. — Полагаю, он умер, думая, что я безнадежный неудачник.
— Ну, а каковы хорошие новости? — требовательно спросила Либби, исчерпав терпение.
— Мой брат получил наследство и думает, что ко мне отец был несправедлив. Брат предлагает мне собственность.
— Какую собственность?
— Вполне неплохую, — сказал Хью. — Крокхэм Хол в Вилтшире — милый, большой, элегантный дом. В таких живут англичане и такие копируют в Америке. Тебе бы понравился.
— Но это же здорово! Большой дом, подальше от родителей. Мир и тишина, чтобы тебе писать стихи. Разве ты не счастлив? На твоем месте я бы прыгала от радости. Разве ты не хочешь домой? Я думала, ты мечтаешь об этом?
— Но не так, как ты думаешь, — сказал Хью со вздохом. — Как я могу вернуться? Ведь я полностью зависим от тестя — в хлебе с маслом и в крыше над головой.
— Но отец знает и понимает, что поэты не становятся знаменитыми за ночь, — сказала Либби. — К тому же великие поэты имели своих покровителей, даже Шекспир.
— Да, но им удается что-то опубликовать по случаю, чтобы доказать этим, что они не зря получают деньги, — безнадежно сказал Хью. — Что я могу представить из работ, написанных за все время здесь, в Америке? Только пару незначительных стихов, напечатанных в таких же, никому не известных журналах?
— У тебя есть и дети — твое высочайшее достижение, — Либби подумала, что Хью рассмешат эти слова или он погладит ее волосы и скажет, что для него они дороже золота, но он отвернулся и уставился на стену.
— Я вернусь домой ни с чем, а люди будут шептаться за моей спиной, будут говорить, что вот человек, который обрек бы жену и детей на голод, если бы не его тесть.
— Ты сделал все, что мог, Хью, — сказала Либби. — Ты не подходишь для обычной работы. Я понимаю, и когда-нибудь ты им покажешь. Ты напишешь великое произведение, и они в один голос будут утверждать, что никогда в тебе не сомневались.
— Иногда я думаю, — мягко сказал Хью, — не обманываю ли я себя? Может, я и не гений, но одно я знаю точно — я не поползу за милостыней к своему брату.
— Значит, ты отвергаешь его предложение? — спросила Либби.
— Потише, Либби, — предупредил Хью, прикладывая палец к губам. — Я не хочу, чтобы нас услышали.
Либби вздохнула и опустилась на мягкие подушки.
— Я не возвращусь нищим. Если бы я знал, как мне стать равным брату, высоко держать голову, я бы поехал туда первым пароходом, но я не могу написать за вечер еще один «Потерянный рай» и вообще не хочу больше об этом говорить, — сказал Хью и перевернулся на другой бок.
Либби лежала, уставившись на тень от деревьев на потолке, качающуюся от ветра. Она осторожно повернулась и посмотрела на мужа, который притворился спящим. Дыхание было медленным и ритмичным.
«И что мне с тобой делать? — думала Либби. — Сколько это может продолжаться?»
Она прильнула к нему и обняла его. То, что он не шелохнулся, убедило ее, что либо он действительно спит, либо притворяется спящим. Либби вспомнила разговор с Кэтрин. Она не сказал Кэтрин правду. Хью всегда говорил, что у Либби хорошая фигура, а на самом деле у него отсутствовало желание заниматься сексом. После Иден — их первенца — он признался, что он больше создан из духа, чем из плоти. Либби, наоборот, обнаружила, что она полностью из плоти. Ночами она не спала, желая удовлетворения.
Либби крепче обняла его, но он продолжал мирно посапывать. У Хью была хорошая способность отстраняться от того, что ему не нравилось. Они могли спорить, говорить о кредиторах, больном ребенке, а через две минуты Хью уже спал мертвым сном в отличие от Либби, которая не могла успокоиться. «Один из нас реалист, — думала она, — хотя иногда казалось, что они поменялись местами. Я всей душой хочу начать новую жизнь, а Хью говорит о том, что он неудачник. У нас был бы свой собственный дом. В доме будет большой обеденный стол, за которым они будут веселиться, поднимать тосты и общаться с хорошими людьми». Либби улыбнулась и заснула. Проснувшись утром, она обнаружила, что Хью уже ушел.