– Что начинать? – насторожилась одна из драконовых голов.
Бедный пан Павел! Увлекшись, он дал маху. Дракон был уверен, что прибыль из России можно будет вывозить беспрепятственно, и лекция о превратностях этого процесса (а точнее, его практической невозможности в те годы) была бы явно излишней.
– В настоящее время прибыль из СССР можно экспортировать только в виде товаров,- при этих словах я замер,- нефть, алмазы, золото, удобрения…
Дракон успокоился и заулыбался всеми шестью головами. Еще через полчаса этой лекции – далеко не первой, впрочем,- семинар был уже на мази. Даже в случае неуспеха он обеспечивал господину Верлину бесплатную поездку в Москву (где планировался первый тур переговоров о несовершенном золоте) плюс пара десятков тысяч на текущие расходы. В составленноймною смете пан Павел бестрепетно увеличил все цифры ровнехонько в полтора раза и только после этого приписал к ним честные двадцать процентов за организацию семинара.
У входа в гостиницу стояли человек шесть полицейских в синей форме. К моему удивлению, Безуглов подошел к сержанту и, преувеличенно улыбаясь, пожал ему руку, даже похлопал по спине. После утомительного перелета я не без радости простился до утра и с драконом, и с паном Павелом. Что же до Безуглова, то он уговорил меня отправиться в бар "оттянуться".
– Здесь где-то должна быть скульптура "Рабочий и колхозница",-заметил я.
– Завтра, завтра,- отвечал Безуглов с идиотской жизнерадостностью.
Если с паном Павелом Безуглов говорил заискивающе, то со мною -как бы даже и панибратски.
– Старик,- воскликнул он,- давай на "ты"! Ты ведь настолько моложе!
– У нас в Квебеке,- сказал я вежливо,- на "вы" друг друга почти не называют. Тоже сразу переходят на "ты".
– Ну, здесь у нас не Квебек,- затуманился Иван Безуглов,- здесь, Гена, другая жизнь. Ты давно слинял? Двадцать лет! – Он присвистнул с некоторым оттенком уважительности.- Что-нибудь помнишь? Ничего? Да и что помнить! – Он хохотнул.- А мы вот тут, как видишь, пашем, крутимся. Пытаемся выжить в этом бардаке. Как там наш аэд поживает? Я слышал, процветает? Всемирная знаменитость?
– С чего вы… то есть ты… взял? – Я искренне удивился.
– Ну, жена профессор, сам вольный художник, выступления, публикации, отзывы прессы. Мы тут не такие невежественные, как тебе кажется. Сам слышал его интервью по "Голосу". В "Аркадском союзнике" была большая статья.
Я, промолчав, заказал наконец водки для Безуглова и стакан апельсинового сока для себя. Столики вокруг постепенно заполнялись командировочным зарубежным народом и девицами с ищущим выражением на лицах.
– Сто баксов,- сказал Безуглов, перехватив мой взгляд,- могу устроить хоть немедленно, на всю ночь. Даже со скидкой. Выбирай любую. Они здоровые, не бойся. Или устал?
– Совершенно верно,- сказал я.- Пятнадцать часов уже в дороге.
Шеф просил обсудить, все ли в порядке с завтрашними встречами.
– Оставь! – Безуглов опорожнил свою водку в один присест и крякнул.- Смирновская. Вот класс! А у нас, видишь ли, борьба с алкоголизмом. Правда, уже пошла на убыль, но виноградников повырубить успели.
– Я читал,- сказал я.
– Одно дело – читать,- разгорячился Иван,- а другое – испытать это на собственной шкуре. Так что ты уж на завтра купи бутылок шесть. Для тебя у нас в офисе организуют как бы прием. В основном друзья АТ, ну и еще кое-кто. Расскажешь, как там живут у вас, за границей.
Безуглов несколько озадачил меня. Я помнил со слов АТ, что сей папенькин сынок после того, как отца отправили в места не столь отдаленные (причем, кажется, по делу), стал не только одержим идеей выбиться в люди, что было бы вполне понятно, но и несколько задумчив; что он не только занимался масштабной фарцовкой (еще одно безвозвратно умершее слово!), но и мелькал на экзотерических концертах, а иной раз даже подкидывал моему аэду и его друзьям на бедность. Одно время Белоглинский даже считал его агентом тайной полиции, поскольку, по достоверным сведениям, он встречался и с Зеленовым, к тому моменту уже состоявшим на службе в органах. АТ по мягкости характера создал целую гипотезу а-ля Достоевский, согласно которой Безуглов был жадным до жизни человеком, достаточно умным для того, чтобы страдать известной ущербностью.
– О да, его всегда тянуло к сильным мира сего,- рассуждал АТ, картинно отставив худощавую руку с неизменным лафитником.- Но не льстит ли нашему Ивану то, что к ним он причислял и наше скромное сообщество запуганных невротиков, у которых за душой не было ничего, кроме своего искусства? Причем не было даже уверенности в собственном таланте, пока тексты наших эллонов не стали печатать за рубежом. Что же до Зеленова… А что Зеленов? Ведь мог же он в конечном итоге меня посадить. Раздуть дело по тем временам ничего не стоило.
– Пожалел волк кобылу,- съязвил я.
– Жизнь в России далеко не такая черно-белая, как представляется отсюда,- поморщился АТ.- Все познается в сравнении. Уверяю вас, что он поступил вполне порядочно, быть может, даже рискнув своей карьерой.
– Погодите,- сказал я.- Если ваш Безуглов был фарцовщиком, то почему его не преследовала тайная полиция? Зеленов заступался?
– Может быть.- АТ занервничал.- В конце концов они старые друзья.
– Экие они у вас получаются розовенькие.- Восторженность АТ нередко приводила меня, как, впрочем, и Жозефину, в порядочное раздражение.- По мне, так людьми в подавляющем большинстве случаев двигают чувства самые низменные. Корысть, ревность, похоть, тщеславие, честолюбие.
– Вам не страшно жить с такими взглядами?
– Наоборот! Мое мировоззрение означает, что любое проявление чувств истинных воспринимается как нежданный подарок. И разочарований, таким образом, существенно меньше. Продать и купить, предать и сграбастать – не главные ли движущие силы нашей жизни?
– Я ничего не продаю, да и вы, впрочем, тоже.
– У вас просто не было подходящего случая,- отмахнулся я.- Ваш товар, ваши песенки под дурацкий инструмент, продается неважно. Спрос превышает предложение настолько, что продажа за хорошие деньги – заметьте, я не сомневаюсь в вашем таланте! – требует слишком значительных унижений при весьма неопределенном результате. Не уверяйте меня, что где-то в глубине души у вас при отъезде не гнездилась надежда на край,где реки текут молоком и медом, а великому, но не признанному в отечестве аэду достаточно выйти на улицу с шапкой в руке, и через полчаса она будет набита стодолларовыми купюрами. Ну, признавайтесь!
АТ засмеялся. Право, в чем ему нельзя было отказать, так это в трезвом отношении к самому себе и к своим – порою довольно завиральным – идеям. И все же слишком многих он переоценивал, прежде всего пана Павела. Замечу, что все старые товарищи господина Верлина по алхимической кафедре вежливо, но твердо отклонили его предложения, которые лично я правил по-русски и отсылал Безуглову с просьбой передать в университет. Профессор П. даже напомнил в письме, что и он сам, и господин Верлин в свое время давали торжественный обет не использовать алхимические знания для обогащения.
– Алхимических знаний я не использую,- сказал АТ,- хотя бы потому, что вся эта ученая премудрость давным-давно вылетела у меня из головы. Я даже не смог толком поиграть с Дашей в ее алхимический набор. И, право, не вижу ничего плохого в том, чтобы поделиться со старым приятелем кое-какими связями. Не я, так другие бы нашлись. К тому же я полагаю, что господин Верлин – человек честный.
– А я полагаю,- был мой черед смеяться,- что он попросту хочет половить рыбку в мутной воде. В дни перемен таких возможностей бывает предостаточно, и первые, кто попадет на открывающийся российский рынок, вполне смогут сколотить миллионные состояния, тут старый лис прав. Другой вопрос в том, насколько честными будут эти состояния.