— Глуп тот, кто не считает твою сестру угрозой, — с улыбкой ответила Санса. — Но — нет, я больше не считаю, что она создаст проблемы, если жизнь не подкинет ей больше страданий.
— Я забочусь об этом изо всех сил, — с поклоном ответил Тирион.
Санса так и не вышла замуж, и Тирион сомневался, что когда-нибудь выйдет, хотя у неё ещё были годы в запасе. Она не хранила целибат, это Тирион знал, но свою власть она не собиралась делить ни с кем.
— Я должна родить наследников и я это сделаю, — сказал она ему как-то. — Но эти дети будут только мои.
— И как ты собираешься провернуть этот смелый план так, чтобы лорды тебя не затравили? — спросил он.
— Они смирятся, — железным голосом ответила Санса. — Я решу, как именно. А если и выйду всё же замуж, то только за того, кто будет обладать моим полным доверием и не будет претендовать на Север.
— Я у твоих ног, — полушутя напомнил Тирион.
Санса улыбнулась ему, но ничего не ответила.
Она действительно многое обсуждала с Серсеей. Кое-что Тирион бы не одобрил. Но она не обязана была отчитываться перед ним. Их с Серсеей связывала странная нить, сотканная из ненависти, уважения и холодного расчёта. Санса никогда не станет такой, как она. Но и у врагов есть чему поучиться. Особенно если этот враг — женщина, когда-то носившая корону.
Ланнистеры остаются Ланнистерами, и есть только они. Теперь Тириона, Серсею и Джейме связывали узы крепкие, как сама жизнь. Они приняли его. Она приняла его. И он был благодарен. Это было смешно в его возрасте и после всего, что они пережили, но он был благодарен, как ребёнок, чья старшая сестра перестала мучить его и признала, как брата. Некоторые раны не только не заживают, но и не стареют, оставаясь такими же жгучими, как в день, когда были нанесены. И только чувства, сравнимые по возрасту с ними, могут их исцелить.
Поэзия безвестных бардов — странная и интересная штука. С годами, когда Серсее и Джейме было уже за пятьдесят, удивительным образом начали меняться старые баллады, сложенные о них. Скабрезные и грубые всё ещё, разумеется, преобладали — такова уж цена народной славы — но всё же в песнях о Цареубийце жестокий и беспринципный клятвопреступник стал вдруг иногда преображаться и приобретать черты героя, принявшего отчаянное решение и после преданного и поруганного своими союзниками. В жестоких балладах о жестокой королеве, жившей одной лишь ненавистью и самой убившей своих детей, неожиданно стали появляться мотивы материнской любви, а сама королева стала меняться, превращаясь из злобной похотливой шлюхи в отчаявшуюся женщину, защищавшую себя, свою семью и свою страну от беспощадной повелительницы драконов. Джейме и Серсея посмеивались, но втайне оба были рады этим странным переменам. Серсея считала, что наконец-то люди видят истинную суть её поступков и оказывают ей заслуженное уважение, а Джейме гадал, с какой стати столько лет спустя кого-то вдруг заинтересовала правда об убийстве Безумного короля. Серсея, в отличие от него, имела свои предположения об источнике новых мотивов — и была права.
Тирион посмеивался в кулак, глядя на плоды своих осторожных многолетних усилий по планированию и корректировке народного творчества. Ланнистеры всегда остаются Ланнистерами, какая бы ненависть ни разделяла их в прошлом. Ланнистеры всегда платят свои долги и сражаются за тех, кто им дорог.
А однажды Серсея и Джейме встретили нежданного гостя с арфой и письмом от Тириона.
«Вы должны это услышать, дорогие братец и сестрица. Я не пожалел денег, чтобы направить этого сладкоречивого певца прямо к вам. Ведите себя хорошо, он мечтал исполнить вам своё творение, но боится вас до смерти. Понимаю, что вас это радует, но постарайтесь не запугать и не засмеять его до преждевременной смерти. И Джейме — если Серсее что-то не понравится, прошу, подумай хотя бы мгновение, прежде чем кинуться исполнять её приказ убить несчастного поэта. Пора и о душе подумать, не только о том, что ты готов сделать ради любви».
Вечером они услышали балладу о близнецах, влюблённых друг в друга и разлучённых судьбой. О женщине, мечтавшей о большем, но вынужденной терпеть старого и грубого мужа, и мужчине, хранившем ей верность всю жизнь — Серсея не преминула послать Джейме язвительный взгляд. О детях, рождённых во грехе, но в великой любви, и о том, как одного за другим мать и отец потеряли их. Это была песня не столько об их жизни, сколько об их любви. В ней было мало реальной истории, мало политики, с которой они были так тесно связаны и которую творили сами, в ней было меньше крови, чем пролилось в реальности, и куда больше благородства. Но в ней было то, что они несли в своём одном на двоих сердце всю жизнь. В ней они были прекрасней, чем в жизни, они представали в золотом блеске своего великолепия и своей любви, в ней они не желали ничего, кроме как быть рядом друг с другом. И пусть это мало походило на истину, и жестокие близнецы прекрасно осознавали это, в этой истории была правда, вряд ли понятная кому-либо, кроме них и их доброго брата, в ней был сок их сердец, та хрупкая чистота, что хранилась в них, невидимая и забытая за преступлениями, что они совершали, но оживавшая, когда они касались её.