Серсея не стала убивать певца.
— Это, конечно, наивно до умиления, — язвил потом Джейме. — По правде там должно быть куда больше членов, грудей, задирания юбок и твоего, о возлюбленная сестра моя, прекрасного нежного рта и…
Серсея толкнула его локтем в бок.
— Заткнись. Наконец-то нас воспели по достоинству.
— Так ты не согласна насчёт членов? Я немного уязвлён.
Серсея, не выдержав, усмехнулась довольно развязно. Джейме обожал это. Он любил в ней всё — её нежность, грубость, напускную невинность и истинное сладострастие.
— Нет, ну согласна, конечно. Многое тут упущено. Зато как хорошо мы выглядим! Подумал бы об этом. Ты никогда не думаешь о важных вещах, Джейме. Наши дети будут знать…
— …всё равно будут знать, — перебил её Джейме, — что мы трахались, как кролики.
— Почему в прошедшем времени? — повелевающим тоном спросила Серсея.
— Да, моя сестра-королева, — ответил Джейме и притянул её к себе.
Закат сегодня заливал всё небо золотом и кровью. Трое детей Джоанны и Тайвина Ланнистера, в равных пропорциях скроенные из того и другого, сидели на утёсе у моря, пили красное вино, ели налившийся жёлто-зелёный виноград и смотрели на горящие небеса. Это было вскоре после рождения близнецов. Тирион приехал буквально на несколько дней, чтобы поздравить их, поучаствовать в обрядах и преподнести подарки. Серсея и Джейме, как это бывало чаще всего, и в этот день носили одежду схожих цветов — цветов тусклого золота. В основном их гардеробом занималась Серсея, любившая это, но даже когда они заказывали платья или одевались по отдельности, они неизменно делали похожий выбор. Тирион предпочитал что-то потемнее, близнецы же обожали все оттенки золота, сапфира и багрянца, и это напоминало Тириону их молодость, когда то, что они носили на себе, от кожи до плащей, ещё не потемнело от крови. Сегодня они были счастливы, закатное солнце скрывало седые пряди, играя в их волосах, и сглаживало морщины. Впереди у них было ещё много лет — больше, чем кто-либо из них когда-либо надеялся получить.
— Что, если за нами всё же придут? — с тревогой спросила Серсея. — Что, если они придут за нашими детьми?
— Кто? — спросил Тирион.
— Наши враги! — раздражённо ответила Серсея.
— Эй, эй, — позвал Джейме и повернул её лицо к себе, положив ладонь ей на щёку. — Есть только мы, помнишь? И мы справимся, как всегда. В пекло всех остальных.
Серсея взяла его за запястье, отняла его руку от своего лица и вновь посмотрела на Тириона.
Тирион отсалютовал ей бокалом и повторил за Джейме. Никогда он не говорил этого прежде, но сегодня он наконец ощущал то же, что всю жизнь чувствовали они.
— Есть только мы, — сказал он, и Джейме улыбнулся ему немного удивлённо. — Да и твоими стараниями, сестра, у нас осталось не так много врагов. Правда, это враги добротные, но теперь у тебя есть два брата. Пусть я не так хорош, как Джейме, но поверь, я способен на кое-что позамысловатей, чем он. И без ненужных смертей.
— Твою королеву убили, — с сарказмом напомнила Серсея, немного успокоенная словами братьев.
Тирион отмахнулся.
— Она не была из Ланнистеров. И не спала с моим братом.
И они все рассмеялись. Кости Дейенерис давно сгорели и превратились в прах, Тирион иногда вспоминал и скорбел по ней — по той Дейенерис, которой он присягнул. Но трое детей давно почивших Джоанны и Тайвина Ланнистеров, судьбой соединённые вновь, смеялись над своими судьбами и надо всем миром, потому что в конечном счёте не было для них ничего в этом мире, помимо друг друга. И солнце опускалось за море, сворачивая своё огненное небесное покрывало, и ночь рассыпала звёзды по небосводу, как сеятель, разбрасывающий семена в надежде, что все они взойдут и дадут тем, кто предал их земле, пищу, и кров, и покой. Джейме подставил Серсее плечо, и она опустила на него голову, обхватив его руку. Тирион допил вино и улыбнулся, взглянув на них. Золото и кровь, думал он. Чего не сделаешь ради любви.