упражняющихся в столь любимой солнечными эльфами работе на
кавалетти — хождении через расположенные низко над землей жерди,
вырабатывающее у лошади внимательность и маневренность, а у всадника
— умение подстраиваться под движение лошади. Здесь же, в манеже,
заезжали молодняк; наскакивание же лошадей, вырабатывающее в них
выносливость и подвижность, столь необходимые для полевой езды,
проходили в поле, за городом, там же их приучали к работе в
непосредственной близости от других лошадей, что имело крайне важное
значение при атаке клином. Что же касается маневров и полезных навыков
— узких поворотов, легкого и быстрого послушания шенкелю и поводу,
прыжков через изгородь под разными углами, то их отрабатывали сначала
в манеже, а затем закрепляли на открытой местности за городской стеной.
Таким образом всадники Дома Солнца долгим трудом добивались того, что
было важнее всего в конном бою — чтобы лошадь без страха и паники
реагировала на любые ситуации и при любых обстоятельствах легко
управлялась всадником.
Сейчас же манеж был пуст и темен, лишь ограда смутно белела в темноте.
Пройдя вдоль нее по широкой мощеной улице, по которой выводили коней,
жрец солнца приблизился к основному зданию и вошел в него. Двое
стражников, сидящих в переднем покое, сонно встрепенулись, точно
потревоженные совы, Кравой жестом позволил им не вставать. Пройдя
мимо них, он оказался в длинном коридоре.
С учетом позднего часа, в Доме Солнца было непривычно тихо; шаги
Кравоя так гулко раздавались под высокими сводами, что он невольно
утишал шаг. Справа и слева через равные промежутки находились двери
— они вели в тренировочные залы. Поразмыслив, он решил, что самое
вероятное место, где можно в такое время застать Коттравоя, это
чертежная — старший всадник часто оставался там по вечерам,
расписывая заказы на новую сбрую или чертя для своих учеников
наглядные схемы атаки конницы; к тому же в помещении чертежной был
отличный камин, а потому там всегда было тепло.
Чтобы попасть в выбранное место, Кравою пришлось пройти весь коридор
до конца, затем подняться по гулкой пустынной лестнице на второй этаж —
чертежная была едва ли не в самом дальнем конце здания. Наконец, он
добрался до комнаты, толкнул дверь и вошел без стука, о чем, правда,
незамедлительно пожалел: его друг был там, но он был не один…
Он восседал на стуле, спиной к выходу, у него на руках боком к нему
сидела молоденькая эллари — такая тоненькая и хрупкая, что была
похожа на бабочку, присевшую отдохнуть на колени к краантль, и с такой
длинной и нежной шеей, какие бывают, как правило, у очень скромных, но
втайне очень влюбчивых девушек. Она сидела, держась неестественно
прямо и низко наклонив голову, однако даже так было видно, как пылает
ее лицо. Что же касается второго участника, то он осторожно и в то же
время уверенно придерживал лунную красавицу обеими руками и,
придвинувшись к ней, что-то тихо-тихо говорил мягким голосом; их лица
были совсем близко друг от друга, и эта близость явно волновала эллари
— казалось, даже на расстоянии можно расслышать, как колотится ее
сердечко.
Стоящий на пороге Кравой многозначительно кашлянул. Эльфа, сидящая
на коленях старшего всадника, дернулась, точно поднятая лань, и тут же
вскочила на ноги. Окончательно залившись краской до самых кончиков
острых, как стрелки, ушей, она, не поднимая глаз, пробежала мимо
стоящего в дверях Кравоя и выскочила из комнаты. Старший всадник Дома
Солнца легко поднялся со стула и, широко раскинув руки, шагнул
навстречу другу.
— Прости — я, когда посылал за тобой слугу, то, честно говоря, особо не
рассчитывал, что ты согласишься прийти в такое время, — звучно
проговорил он, сопровождая свои слова извиняющейся улыбкой — столь
открытой и обаятельной, что сердиться на него было почти невозможно.
Тем не менее, Кравой продолжал хмуриться.
— Так мне уйти?..
— Нет-нет! Я всегда рад тебя видеть! А это… это — так...
Он опустил руки и смутился. Жрец солнца бросил на него укоризненный
взгляд. Сейчас, когда они стояли рядом, было видно, настолько они
похожи друг на друга, и в то же время насколько отличаются. Коттравой
был чуть ниже ростом, однако шире в плечах, и казался более мощным и в
то же время подвижно-грациозным природной грацией кота, с легкостью
крадущегося по веточке за ничего не подозревающей пичужкой. Кравой
был легок и светел — Коттравой же производил впечатление большей