выносливости, большей опасности, и хотя ему, возможно, не хватало той
легкости и изящества, которые были в старшем жреце солнца, это с лихвой
компенсировалось ощущением полноты жизни и солнечной, чувственной
силы, которая буквально била ключом в нем. И голос у него был под стать
облику: сочный, полнокровный, с волнующими бархатными обертонами,
которые появлялись в нем, стоило ему заговорить с женщиной.
У него был тот редкостный тип особенно густых, плотных волос, которые
иногда встречаются у блондинов: вероятно, они бы отблескивали золотом,
если бы не выгорели на солнце за время бесконечных учений за городом
до такой степени, что стали почти белыми, точно речной песок. Эти же
самые поездки покрыли его красивое лицо густым бронзово-коричневым
загаром, который так плотно въелся в кожу, что не успевал сходить с него
даже зимой. В отличие от волнистых, с шелковистым отливом волос
старшего жреца, волосы Коттравоя лишь слегка вились на концах, однако
сам он, похоже, вообще придавал мало значения их красоте — для
удобства они были собраны в хвост на затылке, перевязанный шнурком.
Такая прическа очень подходила к его открытому, мужественному лицу,
так часто посещаемому улыбкой и смехом, что вокруг глаз успели залечь
привычные веселые морщинки. По поводу же цвета самих глаз ходили
разные версии — от карего до зеленого или даже серого, так как он имел
свойство разниться в зависимости от освещения. Сейчас, в полумраке
чертежной, он тяготел к темно-шоколадному…
В общем, вся его внешность производила располагающее впечатление
открытости, прямоты и силы, которые в сочетании с легкостью характера
выгодно оттеняли изящество и душевную глубину старшего жреца солнца,
так что по праву можно было сказать, что оба лишь выигрывали от
сравнения друг с другом. Впрочем, это давно уже было известно всей
женской части города, равно разделившей свои симпатии между этими
двумя прекрасными мужчинами, привлекающими каждый по-своему:
Кравой — невоспроизводимой элегантностью и таинственным ореолом
трагической любви, старший всадник Дома Солнца — своей прямотой и
ощущением неукротимой, здоровой жизненной силы.
Приподнявшись упругим, сильным движением, Коттравой уселся на
подоконник.
— Значит, это — так? — продолжал ехидничать старший жрец солнца.
Коттравой засмущался еще больше и покраснел, хотя этого было почти
незаметно под бронзовым загаром, покрывавшим его лицо.
— Ну…
— Я поражаюсь — и как тебя еще только кейна не поймала!
Старший всадник заулыбался. В его улыбке было неотразимое очарование: казалось, не только губы — все в его лице улыбается! — и весело
блестящие глаза, и морщинки у глаз, так что нельзя было не улыбнуться в
ответ.
— Ну так у каждого свои секреты, — живо отозвался он, усаживаясь
глубже на подоконнике и застывая какой-то кошачьей неподвижностью. —
Начнем с того...
— Спасибо, не стоит продолжать, — буркнул Кравой, но старший всадник
уже оседлал любимую тему:
— Начнем с того, что эльфочки ведь все — сладкоежки: десерт для них
важнее даже, чем основное блюдо!
— И ты, стало быть, пичкаешь их сладким, а обедом пусть кормят другие?
— саркастично бросил Кравой.
— Я лишь позволяю им делать со мной все, что им вздумается!
Жрец солнца скроил недоверчиво-скептическую мину.
— Кроток, но неуловим… — покачал головой он. — И что же ты им такое
может вздуматься, чего им не даст будущий кейнар?
К его удивлению, выражение лица старшего всадника вдруг стало
совершенно серьезным, даже слишком серьезным:
— Ты знаешь, я кое-что заметил, — начал он нетерпеливо-оживленным
тоном, точно высказывая мысль, над которой он много думал, — я заметил,
что в каждой женщине — той, которую мы видим и с которой говорим,
всегда есть как будто вторая, скрытая женщина…
— Значит, вот как? — заметил Кравой, иронично поднимая красиво
изломленные брови.
— Да — ее трудно увидеть, но она есть, и у нее есть свои, тайные желания,
которые она никому не открывает. Можно прожить рядом с ней хоть тысячу
лет и думать, что ты ее знаешь, и при этом даже не догадываться о них! —
говорил он, все больше волнуясь. — И тот, кто сможет увидеть, понять и
удовлетворить эти желания, тот сделает ее счастливой!
Жрец солнца подозрительно посмотрел на друга и фыркнул. Старший
всадник продолжал:
— Вот, взять, к примеру, эту птичку, которую ты сейчас спугнул…