именитого рода — он сквозил в молодом велларе ежесекундно — в каждом
взгляде, движении, в тоне, которым он говорил с другими эльфами, и даже
в жесте, которым поправлял плащ, садясь в седло. С каждым годом эта
порода в нем становилась все более явным, очерчивая будущий облик
князя Рас-Сильвана.
Претерпела изменения и внешность Иштана: ранее хрупкий и нежный, он
вытянулся, став выше ростом; конечно, до плечистых краантль ему было
далеко, но в его фигуре была неподражаемая стройность и легкость, о
которых не мог и мечтать никто из более тяжеловесных сыновей Краана.
Так же, как ни одному из краантль не мог принадлежать такой взгляд: с
годами глаза веллара все сильнее наливались густой синевой, обретая ту
почти пугающую проницательность, которой славились старшие маги луны.
Даже Кравой порой говорил полушутя-полусерьезно, что когда он
оказывается перед Иштаном, ему кажется, будто его выставили голого на
мороз и допрашивают. Что уж говорить о девушках, неодолимо
притягиваемых сапфировой глубиной глаз старшего веллара и втайне
готовых утонуть в ней навсегда. Как бы невзначай они старались как
можно чаще попадаться под этот взгляд; так же, невзначай, по часам
знали расписание каждого дня будущего правителя и каждое слово,
сказанное им в компании. Единственное, чего они не знали, так это то, что
сердце его уже занято, причем, очень прочно и надолго…
Образ, так неожиданно ворвавшийся в его жизнь, впервые предстал перед
Иштаном в один из вечеров в Круге песен. Было начало августа, ночи еще
стояли по-летнему теплые. Он увидел ее не сразу, так сдержана и тиха она
была, но когда, после известного в Рас-Сильване певца-эллари в круг
вышла невысокая, хорошо сложенная девушка — вышла, странно не
поднимая глаз и не глядя вокруг, — он, невольно привлеченный чем-то в
ее походке и фигуре, тут же перевел взгляд в центр круга. Когда же она
после короткого вступления запела, Иштан почувствовал, как внутри него
вдруг образовался какой-то провал. Еще секунду назад рассеянно-
мечтательный, как всегда в Круге песен, он весь обратился в слух и
зрение; боясь пошевелиться, боясь вдохнуть, просидел неподвижно всю
песню, наблюдая за незнакомой певицей. Кровь то и дело приливала к
бледным скулам — ему казалось, все окружающие замечают, как он
смотрит на девушку, но заставить себя оторвать глаза от нее он был не в
состоянии.
Начать с ее непохожести на других певцов — как внешностью, так и
манерами. Длинные шелковисто-тонкие волосы имели необычный для
города каштановый цвет; их темнота красиво подчеркивала фарфоровую
белизну кожи на лице, тонкой нежно-округлой шее и таких же нежных
руках, выглядывающих из рукавов простого зеленого платья. Волосы были
заколоты выше затылка так, что половина оставалась распущенной, слегка
прикрывая шею — эта прическа позволяла видеть ушки, также необычной
формы: в отличие от эллари и краантль — тонкие и сильно вытянутые,
точно листья сабельника, и длиной почти с женскую ладонь.
Этих немногих черт, увиденных в свете костра, было достаточно, чтобы
Иштан понял, что незнакомка принадлежит к логимэ — лесным эльфам. Это
открытие еще больше разожгло его интерес. Загадочный лесной народ
всегда привлекал Иштана: будучи чистокровным эллари, он, тем не менее,
всегда подспудно чувствовал, что у него много общих интересов с лесными
эльфами — само его мироощущение, возможно, было близко к их взглядам
на жизнь, а потому он не мог не ощутить радости, когда в Рас-Сильване
появились первые логимэ.
Это случилось незадолго до Великой битвы. Из-за постоянных набегов
воинов Моррога — гарвов — этот скромный народ целителей, издавна
чуждый любым войнам, был вынужден покинуть свой край, находящийся в
лесах на запад от Рас-Сильвана, и искать прибежища за крепкими стенами
твердыни Эллар. Алиадарн — глава лесных эльфов — привел свой народ в
Рас-Сильван; логимэ называли своего правителя мэлогрианом, что можно
перевести на язык эллари как «один из множества ветвей», — по сути,
звание сродни званию старшего веллара у детей луны.
В общем же лесные эльфы жили достаточно скрытно, неохотно вступая в
контакт с другими эльфами, а потому об их образе жизни было известно
очень немного. Единственное место в городе, где они охотно появлялись,
был Круг песен: среди лесного народа были замечательные певцы,
знавшие песни настолько древние, что уже никто не мог сказать, кем они