сложены — горожане любили слушать их и всегда были рады, если под
сень дуба приходили скромные темноволосые эльфы в зеленых одеждах.
Однако пение этой логимэ было особенным! — Иштан никогда не слышал
ничего подобного, и, судя по тому, как непривычно затихли собравшиеся в
Круге, это не было самообманом очарованного юноши. У нее был и впрямь
необыкновенный голос — такой, какой мог родиться лишь в глубине этой
белой лебединой шеи, так свободно, и в то же время уверенно
поставленной на белых плечах, и нежной груди, мягкими холмиками
вырисовывающейся под платьем. В нем не было мощи и блеска, зато были
женственность и гибкость, соединенные с теплым трепетом; он казался
беззащитным, если такое описание применимо к голосу, от него веяло чем-
то мягким, душистым… Точно звук далекой свирели, он гладил слушателей,
прикасаясь легко и нежно, и от этих прикосновений по телу Иштана
пробегала дрожь, а сердце принималось сильно и быстро колотиться.
Он жадно внимал этому голосу и чувствовал, как очарование молодой
логимэ с каждой минутой все сильнее захватывает его. Все в ней казалось
необычайным! — и то, что почти все время, пока длились песни, она
держала глаза неизменно опущенными, точно ускользая от устремленных
на нее взглядов, и сама внешность: она не была яркой красавицей, но ее
наружность была поразительно цельной в своей мягкости, таинственности
и каком-то свете, словно исходившем от нее. В этой красоте было что-то
неуловимое, обволакивающее; стройная, полная мягкой, текучей грации,
лесная певунья в то же время не производила впечатления слабости и
хрупкости, свойственных многим дочерям луны — напротив, в ней было
что-то от здоровой, тихой силы растений, незаметно, но упрямо
пробивающихся сквозь толщу почвы к свету. Глядя на нее, Иштан
невольно связывал ее образ с образом белоснежной лилии, с гладкой
мраморной статуей, с молодой косулей, мягким огоньком свечи, теплящимся в темноте…
Однако было и еще что-то, кроме необычности молодой логимэ и красоты
ее голоса, что заставляло Иштана смотреть, не отрывая глаз, — он и сам не
мог бы подобрать этому название. Близость — вот, наверное, самое
походящее определение, — неуловимое чувство внутреннего родства,
различаемое мгновенно, как различается в толпе знакомая фигура или
голос друга! И это чувство тайного, молчаливого сговора с девушкой,
сидящей в центре круга, было настолько сильным и неожиданным, что
Иштан сам был удивлен и даже растерян. Он видел ее впервые, и, тем не
менее, ему казалось, что они знакомы целую вечность, что вкусы,
привычки и мысли друг друга давно известны им! Ошеломленный, он
продолжал смотреть на логимэ, точно пытаясь поймать некий знак,
адресованный ему одному. Все мысли были протянуты к ней. Кто она?! Как
ее имя?! Почему он не видел ее раньше?!.. А лесная эльфа все пела, сидя
под прицелом десятков пар глаз, такая невозмутимая и полная
естественной грации, и ее фарфорово-белые веки оставались неизменно
опущенными, храня тайну ускользающего взгляда.
***
Иштан не запомнил ничего, что было после того, как она отдала арфу
следующему певцу и, выйдя из круга, точно растворилась в ночи. Он даже
не успел заметить, куда она ушла — она словно растаяла, как сон! Когда
же он проснулся на следующее утро, первая мысль была о вчерашней
эльфе: ее образ так прочно запечатлелся в памяти, что Иштан мог
рассматривать ее черты, даже не видя перед собой. С волнением он
перебирал события минувшего вечера и с каждой минутой раздумий все
больше убеждался в том, что едва ли сможет забыть чудесную певунью.
Однако эти радужные мечтания омрачала одна навязчивая мысль: она
была логимэ, а он — наследником дома Сильвана…
Кейна между разными народами была большой редкостью среди эльфов:
союз Моав и Кравоя стал единственным случаем за многие поколения, а
заодно и поводом для пересудов, не утихавших до сих пор — таким же, как
и смешанная кровь рожденной ими новой веллары. Иштан был в курсе, что
после появления Аламнэй эллари стали возлагать большие надежды на
него, как на последнюю каплю чистой крови в княжеском доме — он
чувствовал на себе ответственность, и было страшно представить реакцию
велларов, узнай они, что ему понравилась лесная эльфа. Однако
очарование логимэ было столь сильно, что он не мог отогнать ее образ.
Весь день он проходил, точно заключенный в какой-то теплый, мягкий