грудой бумаг.
— Желаю вам не ссориться…
— И не лгать друг другу? — улыбнулся краантль.
— И не лгать… — подтвердил Иштан и исчез за дверью.
Весь последующий вечер он просидел в своей комнате, задумавшись.
Разговор с Кравоем произвел на него противоречивое впечатление. Во-
первых, он был взволнован и втайне горд тем, что заступился за
возлюбленную даже перед лучшим другом; во-вторых, сделал
удивительное открытие, что Соик может НЕ НРАВИТЬСЯ; и, в-третьих,
ощущал смутную грусть оттого, что в результате этого разговора между
ним и Кравоем произошло некоторое отчуждение: после того, как
солнечный эльф задел Соик, не могло быть и речи о том, чтобы открыться
ему. Иштан опять остался один со своей тайной…
Впрочем, он не замедлил найти в этом некое удовлетворение и затаенную
радость: радость их с Соик великого секрета! Он словно ощутил себя еще
сильнее связанным с ней, и в этом ему виделось явное знамение. По-
новому взбудораженный, он теперь каждое утро тихонько выскальзывал из
замка, пока все спали, и, грезя наяву, сидел на площади у фонтана до
самого рассвета, а потом уходил к себе, чтобы в нетерпении ждать, когда
Соик придет в замок, и втайне молился, чтобы Кравой не выискал момент
для своих «намеков» прежде, чем они с Соик окончательно откроются друг
другу. К огромному его счастью, такой момент, похоже, все не наступал —
логимэ по-прежнему заглядывала к Аламнэй, и во время этих приходов они
с Иштаном часто виделись в коридорах. С огромным волнением лунный
эльф ощущал, как каждая такая встреча все больше связывает их: то, что
их сближало, с каждым днем становилось все более и более неодолимым, подталкивая друг к другу вернее любых признаний. Будто уступая этой
силе, сводившей их в прохладных галереях, лесная эльфа проводила все
больше времени в замке, и каждое ее появление наполняло сердце Иштана
безмерной радостью. Окрыленный надеждами, он ждал, что однажды она
останется здесь навсегда; ждал, не подозревая, как скоро и неожидаемо
суждено сбыться его желанию.
Глава 4
Сидя в один из предрассветных часов на дворе под замковыми окнами,
Иштан был почти уверен, что его никто не видит. Час перед рассветом был
самым тихим в Рас-Сильване: Круг песен к этому времени уже расходился,
эллари отходили ко сну, а краантль еще спали, дожидаясь, пока их
разбудит взошедшее светило. Был конец сентября, в немой тишине небо
мирно серело, затем заливалось розовым и наконец вспыхивало первым
торжествующим лучом солнца. Но пока до этого было далеко:
единственное, что указывало на приближение утра — это едва изменивший
цвет восточный край неба над лесом, далеко за городом. Столица Эллар
спала, погруженная в почти священную тишину; белым полумесяцем, ярко
выделяющимся в полумраке, спал замок, а в его изгибе, присев на мрамор
фонтана, тихо сидел молодой эллари с прекрасным тонким лицом и синими
глазами, казавшимися в сумерках темными. Но был в это время в замке
еще один эльф, далекий от сна — и, как ни странно, он был краантль; стоя
у окна, он видел молодого веллара, но едва ли думал о нем…
Хотя до рассвета было еще далеко, Кравой не зажигал свечей. В темноте, лишь слегка разбавленной тусклым светом, падающим с улицы, он
задумчиво глядел вниз на еще темную площадь. Он не сомкнул глаз всю
ночь — и причина его бессонницы имела весьма материальную форму и
лежала позади него на столе.
Небольшой, меньше ладони в длину, плоский кусок металла вычурной
формы тускло поблескивал на странице одной из книг, громоздившихся на
столе — жрец солнца еще вечером принес целую стопку из библиотеки.
Металлическая, золотого цвета пластина была странной формы —
заостренная и вычурно откованная на одном конце и с неровной, будто
оторванной гранью на другом, она походила на обломок от чего-то более
крупного. В средней части пластины зияла дыра округлой формы —
скрученные остатки крепежей по ее краям говорили о том, что здесь когда-
то находился камень или иная вставка; внешний край украшала тончайшая
зернь, что указывало на высокую стоимость изделия, частью которой
некогда был данный предмет. Несмотря на скромный размер, он, по-
видимому, заполнял сейчас все мысли старшего жреца солнца: стоя у окна,
Кравой то и дело невольно, точно с опаской, оглядывался вглубь комнаты
на стол, и каждый раз, когда его глаза отыскивали лежащую там вещь, по
красивому лицу пробегала едва заметная судорога — и такому волнению