еще никогда не был так рад приходу друга!
— Можно войти? — спросил эллари.
— Ты уже вошел.
— Действительно… — смутился Иштан.
Покраснев, он сделал шаг в комнату и аккуратно прикрыл за собой дверь.
В его лице было непривычное волнение, синий взгляд перебегал, точно не
в силах остановиться на чем-то одном. С некоторым чувством досады
Кравой понял, что его ожидает долгий, скорее всего, задушевный
разговор: последующие слова Иштана подтвердили опасения.
— Кравой, мне надо с тобой проговорить…
— Ну, говори, — бросил солнечный эльф, отходя к столу и принимаясь
нервно перебирать бумаги — настроение его резко упало. Он понимал, что
это очень некрасиво по отношению к Иштану, но ничего не мог с собой
поделать: ему казалось кощунственным и неуместным говорить теперь о
чем-либо, кроме судьбы краантль!
Видимо, почувствовав его недовольство, эллари заколебался.
— Мне нужен твой совет…
— Если ты насчет той саврасой кобылы, то я уже сказал — я думаю, тебе
стоить взять лошадь посмирнее. Она еще молодая — с ней еще работать и
работать.
Иштан смутился еще больше.
— Нет, — ответил он так тихо, что Кравою пришлось напрячь слух, чтобы
уловить слова. — Я не по поводу кобылы. Я просто хотел спросить у тебя…
— Ну спрашивай! Спрашивай уже! — нетерпеливо вырвалось у краантль,
но веллар вдруг отвернулся.
— Да нет, ничего…
— Ну вот и хорошо, — оживился Кравой. — Потому что у меня как раз есть, что сказать тебе!
Он начал еще активнее рыться в книгах, пытаясь докопаться до найденной
им иллюстрации короны и не обращая внимания на молчание Иштана.
— А вот скажи… — безо всякой связи с предыдущим разговором, начал
вдруг эллари. — У тебя бывало когда-нибудь, что ты смотришь на кого-то,
и тебе кажется, будто ты понимаешь все его мысли, а он — твои?
Жрец солнца так и застыл над столом; оживленное выражение вмиг
слетело с его лица. Не замечая перемены, Иштан тем временем продолжал:
— И ты говоришь с ним, а сам как будто говоришь сам с собой! Ну будто со
своим вторым Я! Бывало?!
Кравой медленно развернулся и так же медленно сел на край стола.
— Бывало, — глухо ответил он.
— И что?..
Темные глаза краантль сверкнули странным блеском.
— А то, — сказал он еще глуше после некоторого молчания, — что я бы
тебе советовал, не теряя ни мгновения, бежать к этому второму Я и делать
все возможное и невозможное, чтобы у вас не только Я, но и сердце стало
одно на двоих.
Его слова, судя по всему, озадачили Иштана — тот явно не ожидал столь
категоричных советов.
— Но ведь это ж… ну как же!.. — начал было он, но жрец солнца с
неожиданной резкостью перебил:
— Я сказал тебе то, что думаю по этому поводу, хотя едва ли мой опыт в
таких делах можно считать удачным. Тебе нужно еще что-нибудь?
— Н-нет…
— Тогда оставь меня, пожалуйста — у меня очень много дел.
Пораженный столь странным поворотом, веллар попятился к двери.
— Извини… я тогда позже зайду. Завтра…
Не ответив ни слова, Кравой, нахмурившись, с недовольной складкой
между бровями проследил, как лунный эльф покинул комнату; после этого
он несколько секунд стоял в раздумье, затем, словно придя к какому-то
решению, одним движением руки очистил место на столе, сдвинув книги,
сел в кресло, достал чистый листок бумаги и принялся писать так скоро,
что перо аж затрещало в пальцах. Написав несколько строк, он все с тем
же выражением решимости и той же морщинкой на лбу сложил письмо,
зажег свечу и, разогрев брусок сургуча, запечатал бумагу. Закончив все,
громко позвонил в стоявший на столе колокольчик. Через несколько
секунд за дверью послышались торопливые шаги, дверь открылась, и на
пороге появился слуга.
— Письмо в Инкр, отправь гонцом немедленно, — строго приказал жрец
солнца, — отдать Ѓердерику МагЛрану, лично в руки. Все понял?
Слуга понятливо поклонился в ответ и, быстро семеня ногами, подбежал к
эльфу. Кравой поспешным движением положил письмо на стол — общаться
напрямую с людьми он так и не смог себя приучить…
Человек чуть заметно усмехнулся, склонив голову, чтобы краантль не
увидел его усмешки. Это был старый слуга, служивший у старшего жреца
еще до Великой битвы: за эти годы он успел досконально изучить его
привычки, в том числе неодолимое пренебрежение к людям, а потому
предусмотрительно никогда не подходил слишком близко к хозяину; за
свою понятливость он был вознагражден хорошим жалованием, в