было выражение их взгляда — оно так поразило Кравоя, что он на
мгновение замер: широко раскрыв глаза, лесная эльфа смотрела прямо в
упор на него, одновременно любя и как будто умоляя о чем-то! Но о чем
она просила?! — Чтобы он не отнимал ее сердца? Но почему тогда она так
покорна? Почему отзывается на его ласки? Кравой не мог понять ее,
однако его собственное желание было слишком сильно, чтобы размышлять
— немая просьба логимэ неожиданно еще сильнее распалила его… Не в
состоянии больше сдерживаться, одним движением он обхватил ладонями
голову Соик. Он услышал, как лесная эльфа быстро вздохнула, ее плотно
сомкнутые губы раскрылись с этим вздохом, точно цветок… Так, весь
пылая от страсти, в тишине залитой темнотой комнаты старший жрец
солнца, наконец, узнал всю сладость и благоухающее тепло розовых губ
лесной эльфы, узнал их податливую мягкость, пьянящую, словно
колдовской дурман.
Страсть захлестнула его с головой, точно огромная волна: он уже не
помнил ни себя, ни того, что было вокруг, желание овладеть лесной
эльфой стало невыносимым; он прижал ее к постели, чтобы проникнуть в
ее тело, как вдруг она дернулась и, отстранившись, с неожиданной силой
уперлась ему одной рукой в грудь, другой — в бедро.
Точно окаченный холодной водой, Кравой остановился; его глаза в
недоумении забегали по лицу логимэ.
— Что?.. Что такое? — хрипло спросил он, растерянный и ошалелый от
страсти.
Но Соик не отвечала; с быстротой, особенно неожиданной после недавней
покорной истомы, она выскользнула из постели и, найдя платье, стала
одеваться. Ее движения были резкими и порывистыми, как если бы она
торопилась куда-то. Сердце Кравоя сжала боль — неужели он ошибся,
приняв минутную слабость за согласие?! Как будто поняв его страдание,
Соик, уже одетая, вдруг быстро подошла совсем близко и порывисто
положила обе ладони ему на грудь.
— Идем, — прошептала она тихо и странно, словно выдохнув это слово.
— Куда?!
— Идем…
Она подняла лицо к солнечному эльфу, он заглянул ей в глаза, и опять их
взгляд поразил его! Они были полны такой неожиданной, такой
душераздирающей мольбы, как если бы ей оставалось мгновение до
смерти, — и в то же время в них было выражение такой пронзительной
нежности… Ничего не понимая, Кравой порывисто обхватил руками лицо
логимэ.
— Я… — растеряно и торопливо заговорил он. — Прости меня!.. Если ты не
хочешь…
Но Соик, похоже, не слушала его: ничего не говоря, она высвободилась
вдруг из его рук и, к полному удивлению Кравоя, быстро заходила по
комнате, собирая его одежду. Собрав все, вернулась и так же молча
протянула вещи солнечному эльфу.
Удивленный, Кравой молча стал одеваться — он был слишком взволнован и
возбужден, чтобы протестовать или задавать вопросы, к тому же
невероятный взгляд лесной эльфы оказывал на него какое-то почти
колдовское действие, так что он готов был делать все, что бы она ни
сказала.
— Плащ… у тебя есть плащ? — торопливо спросила Соик.
Кравой послушно достал из шкафа плащ, накинул его, затем достал второй
и набросил на плечи Соик. Ничего не объясняя, лесная эльфа взяла его
руку и увлекла за собой к двери.
Уже на лестнице Кравой замедлил шаг, притягивая ее к себе.
— Куда мы идем?
Лесная эльфа тут же остановилась со странной покорностью.
— Логимэ поклоняются природе и верят, что все самое важное в жизни
должно происходить среди нее, под открытым небом, — тихо и торопливо
заговорила она, не глядя на него. — Пойдем… прошу тебя! Это очень
важно для меня…
— Но тебе там может быть холодно! — попытался возразить Кравой.
Соик посмотрела на него растеряно, будто не понимая, что он говорит;
между темными, словно нарисованными на белой коже бровями пролегла
странная, недоумевающая морщинка.
— Но ведь я буду там с тобой… — выговорила она, наконец, глядя ему
прямо в глаза.
Под покровом ночи они вышли из замка — Соик впереди, солнечный эльф
за ней — и быстро пошли по улицам к выходу из города. Осенняя ночь
была темной и мягкой, как будто ее соткали из теплой шерсти; коричнево-
серые облака висели низко и казались рыхлыми, редкие внезапные
порывы ветра проносились по кронам деревьев, постоянно меняя
направление, в перерывах между ними зависала глухая, бархатистая
тишина. Кравой не мог понять, холодно или тепло на улице.
Быстро они дошли до опушки леса. Не оборачиваясь и не разговаривая с