— Мы что, будем праздновать мою свадьбу в компании лошадей?.. —
сердито буркнул Кравой.
— И в их тоже…
Несколько секунд, и впереди показались двери конюшни. К удивлению
Кравоя, на улице перед ними стоял десяток оседланных лошадей; рядом,
спешившись, прогуливались краантль. Кравой подошел еще на несколько
шагов, один из эльфов радостно помахал в знак приветствия. Жрец солнца
всмотрелся в его фигуру: да ведь это Коттравой! А с ним — несколько
жрецов из храма и всадники из Дома! В компании Иштана Кравой
приблизился к этому пестрому собранию.
— Ну вот, я привел нашего счастливца, как и обещал, — с улыбкой
объявил Иштан, отпуская, наконец, сбитого с толку Кравоя.
Коттравой упругим быстрым шагом подошел к ним.
— Отлично! Все, наконец, в сборе — значит, мы можем выдвигаться!
— Куда выдвигаться?! — изумленно спросил Кравой.
— Как куда? На прогулку! В такой чудесный день сидеть на работе просто
противопоказано, тем более что почти все твои коллеги уже здесь…
Стоящие рядом со своими скакунами молодые жрецы-краантль
заулыбались, глядя на растерянного начальника. Иштан тем временем
выводил из конюшни своего коня — стройного, тонконогого, красивой
серой в яблоки масти.
— Кстати, — продолжал Коттравой — по его сияющему виду было ясно, что
он и есть главный зачинщик происходящего, — тут есть еще кое-кто, кто
очень хочет, чтобы ты присоединился к нашей прогулке…
Сказав это, он схватил Кравоя за руку и с той же решительностью, которую
только что проявил старший веллар, потащил за собой.
— Вот! — торжественно заявил он, подведя Кравоя к одному из коней. —
Мы не совсем разобрались, во что ее одеть, но я думаю, сегодня не будет
холодно…
Жрец солнца поднял глаза на спину лошади, и по его лицу расплылась
самая ласковая улыбка.
— Аламнэй!..
Он не ошибся — на спине его собственного рыжего жеребца, уже
оседланного, держась руками за кожаное седло, гордо восседала Аламнэй.
Смуглое личико, уже успевшее разрумяниться на свежем воздухе, сияло
довольной улыбкой, на голове была пушистая шапочка из лисьего меха,
отчего она сама казалась похожей на маленького лисенка.
— Он сказал, что у тебя сегодня очень хорошее настроение, — с детской
деловитостью проговорила эльфина, указывая пальчиком на Коттравоя. —
И что ты обязательно захочешь поехать за город, и нас с собой возьмешь.
Кравой заулыбался еще шире, ему вдруг стало легко и весело.
— Ну конечно, возьму! — живо воскликнул он, беря коня за повод и ставя
ногу в стремя. — Вот только подвинься, чтобы твой упитанный папа тоже
поместился в седле.
— По коням!!! — гаркнул Коттравой, заставив стоящих рядом лошадей
испуганно шарахнуться. — Едем!
С этими словами он, как всегда с молниеносной резкостью сорвавшись с
места, бросился к стоящему в стороне от остальных некрупному, но очень
мускулистому беспокойному жеребцу светло-золотистой масти — завидев
приближающегося краантль, он замахал головой и завертелся на месте,
пытаясь вырвать повод из рук перепуганного конюха-человека.
— Очередной «подарочек»? — спросил Кравой, кивая на нервного
жеребчика.
— Вчера привели! Отличный мальчик! — воскликнул Коттравой,
перебрасывая уздечку через голову коня и ступая в стремя.
Его тело еще не коснулось седла, когда остальные всадники, точно по
команде, предусмотрительно отъехали подальше. Дело в том, что старший
всадник Дома Солнца никогда не ездил на одной лошади — да у него и не
было собственного коня — вместо этого он постоянно менял лошадей,
объезжая особенно норовистых трех-четырехлеток и исправляя
дурноезжих. При этом он неизменно выбирал самые безнадежные и
капризные экземпляры, творя поистине чудеса преображения. Это было
что-то невероятное! Он пребывал в твердой убежденности, что все лошади
от рождения — добрейшие существа, и лишь плохой наездник может
испортить характер этих ангелочков; его высказывания «замечательная
кобылка» и «отличный мальчик», применяемые к свирепо храпящему и
бьющему копытами в воздухе воплощению злости и коварства, уже успели
стать нарицательными в Доме Солнца. В седле же он сидел, как влитой,
точно составляя единое целое с конем; ни разу в жизни он не ударил
лошадь и даже не поднял голос — мягко и спокойно подчинял себе, укрощая с той уверенной доброй силой, которая была ему так свойственна.
Едва он вскочил в седло, золотистый жеребец, подтверждая опасения
собравшихся, тут же захрапел и шарахнулся в сторону, затем поднялся на
дыбы, злобно прижимая уши и пытаясь сбросить седока, но Коттравой,
привыкший к любым капризам, сидел непоколебимо; сильные ноги, обутые
в высокие сапоги, сжали бока коня, он натянул повод, пытаясь не дать ему
задирать голову. Однако жеребец не желал сдаваться: натягивая узду, как
струну, продолжал бить в воздухе передними копытами, пронзительно ржа
и косясь глазами на всадника. Солнечный эльф сильнее прижал
шенкелями его бока и, умело работая поводом, наконец, заставил опустить
передние ноги. Жеребец беспокойно заплясал по мостовой, вскидывая
голову и норовя снова встать на дыбы.
Благоразумно держась на безопасном расстоянии, остальные наблюдали
это представление, готовые тут же ретироваться еще дальше, если
старший всадник потеряет контроль над жеребцом. Еще несколько раз
«отличный мальчик» пытался взбунтоваться и сбросить ненавистного
краантль, но Коттравой с уверенностью прирожденного наездника чуть
заметными шевелениями рук и ног заставлял его успокоиться. Все его
движения были спокойными и едва заметными — казалось, его ничуть не
волнует, что его вот уже несколько минут пытаются сбросить на землю!
Наконец, жеребец замер на месте, укрощенный, весь дрожа и тяжело
раздувая ноздри.
— Ну, теперь можно ехать! — объявил Коттравой, оборачиваясь к
остальным.
Всадники засуетились, разворачивая лошадей. Со звоном подков
промчавшись по улицам Рас-Сильвана, компания выехала за ворота.
Свежий ветерок тут же ударил в лица. Точно почуяв простор, кони пошли
быстрее; они вытягивали шеи, торопя всадников, взмахивали густыми
хвостами.
— Держись крепче! — крикнул Кравой, наклоняясь к пушистой шапочке
Аламнэй — в восторге от быстрой езды, эльфина так интенсивно вертела
головой по сторонам, что едва не выпрыгивала из седла. Коттравой
поравнялся с ними.
— Куда поедем? — крикнул он, придерживая коня.
— Поехали к обрыву — оттуда красивый вид…
Коттравой кивнул и, дав коню шенкеля, поскакал вперед, тут же исчезнув
из виду. Кравой тоже пришпорил лошадь, с тревогой и заботой взглядывая
на непоседливого лисенка, сидящего у него в седле. Мысли его с каждой
минутой становились все яснее и радостнее.
До чего же славный день! К его удивлению, здесь, за городом было еще
почти по-летнему тепло: после единственного нечаянного снегопада
природа словно спешила исправиться и успеть побаловать теплом. Солнце
грело в полную силу, но воздух был уже по-осеннему прозрачен и широк.
Кравой был счастлив, но, что было не менее важно для него — счастлива
была и маленькая Аламнэй. Чувство вины перед дочерью, которое он
ощущал, стоя в храме Луны, испарилось — на протяжении всей поездки
она пребывала в состоянии столь радостного возбуждения, что на нее
нельзя было смотреть без улыбки. Возвышаясь в седле, она с высоты
своего положения осматривала все вокруг, то и дело высказывая громкими
возгласами восторг по тому или иному поводу; иногда жрец солнца даже
давал ей править лошадью — это завершало картину полного счастья.
Скоро маленький отряд въехал в лес, лошади перешли на рысь. Коттравой